— Я не ненавижу тебя. Я солгала. Я никого не ненавижу, — тихо сказала я.
Он усмехнулся, и звук превратился в хрип.
— В этом разница между нами, принцесса. Я ненавижу всех. — Его глаза метнулись к моим. — Кроме тебя.
Я протянула руку, подняла его рубашку и придвинулась ближе, чтобы прижать ткань к его плечу.
— Я должна замедлить кровотечение, — пробормотала я, избегая его глаз, которые были всего в нескольких дюймах от моего лица.
— Нет, ты должна бежать. Спасать себя, — сказал он, снова пытаясь оттолкнуть меня, но в этот раз его сильные, как железо, руки подвели его.
— Нет! Я отпихнула его, а затем ахнула, когда он застонал от боли. — Я не оставлю тебя. На этот раз я дождусь, — тихо прошептала я.
Глаза Кирилла, до этого закрытые, резко распахнулись.
— Что?
Я глубоко вздохнула, понимая, что переступаю черту, после которой не будет дороги назад. Это была капитуляция без права отмены. Если я останусь, то выйду замуж за этого мужчину и рожу ему детей. Я проживу с ним до конца своих дней, будь то неделя или пятьдесят лет. Я состарюсь вместе с ним, если только у меня будет такой шанс, и мы вместе будем смотреть, как растут наши дети и выходят в мир. Они не будут похожи на нас. Я не допущу этого.
— Я сказала, что никуда не уйду. Я дождусь тебя. Так что лучше тебе не умирать.
Глаза Кирилла устремились на меня, и они казались светлее, чем когда-либо. В кои-то веки я смогла разглядеть в них зеленые и золотые вкрапления. Меня вдруг осенило, что это сделала я. Я зажгла свет внутри Кирилла. Я положила свою свободную руку на его и переплела наши пальцы.
— Я жду, Кирилл. Не заставляй меня ждать слишком долго, — мягко убеждала я его, когда он проигрывал битву за то, чтобы держать глаза открытыми.
— Мэллори!
Из коридора донесся крик, и облегчение волной захлестнуло меня, омыв ноющее сердце.
— Макс! Нам нужен врач. Кирилла подстрелили, — закричала я, поднимаясь на ноги, когда Макс завернул за угол и поспешил к нам вместе с другими мужчинами из братвы.
— Он уже в пути, — заверил меня Макс, подходя ближе. Он был в полном беспорядке. Его глаз распух и почернел, а челюсть была покрыта синяками.
Рыдания, которые я сдерживала, внезапно вырвались наружу, и Макс подхватил меня, когда силы покинули меня.
Глава 17
Молли
— Я не понимаю, почему мы не могли остаться в больнице. — Сказала я, ерзая на шикарном кожаном сиденье черного Рендж Ровера Ивана и наблюдая, как мимо мелькает окраина города.
За нами в большом приспособленном фургоне ехали доктор Петров и одобренная братвой команда медиков. Снаружи всё выглядело так, словно богатая семья решила взять лучшее из жизни в фургоне, но внутри все было оборудовано по последнему слову мобильной медицины.
Кирилл спал внутри. Он не просыпался с тех пор, как ему извлекли пулю из груди и прооперировали легкое. Я обхватила себя за талию, сдерживая слезы. Если раньше мне казалось, что я часто плачу, то это было ничто по сравнению с тем, как я срывалась сейчас.
— Потому что в больнице он — легкая мишень. Копы попытаются установить жучки в его палате или заплатят персоналу, чтобы тот шпионил за ним, а другие семьи поступят еще хуже. Антонио Де Санктис может повторить нападение. Он скомпрометировал себя, пытаясь надуть нас, а теперь еще и неудачное покушение на жизнь Кирилла под предлогом мести за обиду, нанесенную его отвергнутой дочери.
— Я думала, полиция прикрывает братву?
— Не все. Некоторые из тех, кому не платят, все еще любят поступать правильно.
— Отвергнутые дочери. Медсестры под прикрытием. Кому нужен Бродвей? Я и не подозревала, что организованные преступники такие драматичные, — пробормотала я, обнимая колени.
Иван расхохотался, заставив меня подпрыгнуть. Старший брат Макса был крупным парнем. Как медведь. Все, что он делал, было чрезмерным. Он выглядел огромным, звучно смеялся и громко говорил. Его было много.
— Так куда мы направляемся?
— В маленький городок за городом. Вудхэйвен, — небрежно бросил Иван.
Я замерла, обратив на него недоверчивый взгляд.
— Вудхэйвен. Как родной город Кирилла?
Иван кивнул, и тут до него, похоже, дошло.
— Точно, это, должно быть, и твой родной город тоже.
— Так и есть. Там мы и встретились.
— Тогда, я полагаю, мы возвращаемся к началу. Это поэтичнее, чем Бродвей, — объявил Иван, усмехаясь и включая радио. Резкая русская попса заполнила машину, и я постаралась не обращать внимания на то, как она стучит у меня в висках.