Он что-то услышал.
Из прохода справа раздавались приглушенные голоса — печальные, меланхоличные, похоронные.
По бульвару слева прокатывалось эхо топота призрачных ног — словно падающие листья шуршали по брусчатке.
А на аллее прямо перед ним — дрожащие тени, качавшиеся вверх и вниз.
«Эй, кто там?»
Ответа не было.
Он и не подумал бежать, не было причины.
Но по мере того, как тени, и шуршание листьев, и тихие голоса приближались, он чувствовал, что ледяные иглы колют его пяльцы, впиваются в запястья, обвивают его локти и плечи, и сама зима дышит ему в затылок. Зубы его заныли, будто он набрал полный рот снега.
«Какого…» — начал было он.
Откуда-то из глубины теней донесся звук — будто кто-то бросил вверх ведро волы. Раздалось шипение. Уличный фонарь погас.
Затем зазвенело разбитое стекло. Исчез еще один фонарь.
Тени, листья, шорохи трепетали на мраморе крыльца Нотр-Дам.
«Уже поздно, — он попробовал рассмеяться. — И всем пора домой…»
Он сделал рукой какой-то неопределенный жест, словно отмахиваясь от них.
Тени не двинулись с места. Во тьме эхом раздавалось биение его собственного сердца.
«Что вы здесь делаете? — он прищурился. — Сдайте костюмы. Все уже разошлись. Второго шоу не будет. Хеллоуин закончился».
Он остановился, опустил руку и улыбнулся.
«Ну, не совсем закончился, — сказал он. — Но грим все же лучше убрать. На кожу вредно влияет. Я…»
Он протянул руку и коснулся чьего-то лица. Посмотрел на пальцы, понюхал.
«Нет грима», — сказал он.
Тень согласно кивнула.
Билли Боб потряс головой.
«Короче! Вы кто такие? Вы кем притворяетесь?!»
Шепот поднялся и стих.
«Не притворяемся».
Снова шепот.
Тень с чудовищно искривленными плечами двинулась вперед. Вслед за ней — другая, высокая, очень высокая. Какая-то темная тварь с горящими глазами выползла на мрамор.
«Конфет, что ли, хотите?» — спросил Билли Боб.
Тьма затряслась, а полустертые лица задвигались влево и вправо: нет.
«Вы что, пришли ко мне?»
Тени кивнули.
«Зачем?» — выдохнул Билли Боб.
Вместо ответа тени воззрились своими невидимыми глазами на Трансильванский замок, на лабораторию, на кладбище и лес оборотней, на злополучный орган с застрявшей в нем навеки люстрой, а потом снова на фасад Нотр-Дам 1923 года, на его каменных зверей и 12 апостолов и наконец нашли взглядами Билли Боба Риццо. Промерзший траурный вой раздался из глубин тьмы. Это был плач по тому, что было потеряно и никогда более не вернется, по тому, что умерло и погребено навсегда.
Билли Боб вздрогнул и заколотил по двери собора.
«Что же теперь?» — прошептал он.
Тени придвигались, таяли, снова воплощались, шаг за шагом. Бледные лица поднимались из тьмы. Тусклые рты бормотали.
Одно и то же слово повторялось снова и снова в ночи.
«Беспредел», — шептали они.