"Учреждение Опричины было таким чудовищным актом деморализации русского народа, — отмечает современник, — что даже если бы Сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее".
Впрочем, как уже отмечалось, речь шла не только о народе, ибо война пронизала не только горизонтали, но и вертикали. Шли массовые казни знати, конфискация вотчин, ссылки и, в лучшем случае, насильственные пострижения в монахи.
Глава государства лично возглавил войну против собственного народа, не брезгуя, порой, выполнять работу простого палача. В лучших традициях своих свирепых языческих предков-норманнов.
"Нередко после обеда царь Иван ездил пытать и мучить опальных. В них у него никогда недостатка не было. Их приводили целыми сотнями, и многих из них перед глазами царя замучивали до смерти. То было любимое развлечение царя Ивана: после кровавых сцен он казался особенно веселым".
У многих возникало искушение объявить Иоанна Васильевича шизофреником. Но это вовсе не так. Он просто вел войну со своим злейшим противником, пытаясь как можно сильнее его устрашить и тем самым обеспечить самому себе существование. Зоркие глаза русских летописцев и историков быстро увидели суть государственной политики по отношению к народу и стране.
"Земщина, — отмечают они, — представляла собой как бы чужую покоренную страну, преданную произволу завоевателей".
Оккупированная страна! Лучше не скажешь.
Но существовала еще и церковь, которая, обретя самостоятельность после крушения Византии, забыла старые идеологические установки своих учителей и пыталась как-то пресечь произвол властей по отношению к народу.
Митрополит Московский Филипп, демонстрируя огромное мужество, как-то осмелился сказать царю: "Оставь Опричину! Иначе мне быть в митрополитах невозможно. Твое дело не богоугодное и не будет тебе нашего благословения!" Не понимал мужественный митрополит, что идет война. Царь попытался ему объяснить: "Владыка святый, мои же меня хотят поглотить". Не согласился Филипп с доводами монарха и как-то осмелился отказать парю в благословении прямо в Успенском соборе. Не понимал благородный Владыка, что уже участвует в войне, демонстрируя небывалое геройство. Схваченный прямо в церкви Басмановым, избитый до потери сознания, глава церкви был брошен в темницу. По приказу царя ему забили йоги в деревянные колодки, а руки в железные кандалы и морили голодом. Единственному родственнику митрополита Ивану Колычеву отрубили голову и бросили се в яму, где томился глава русской православной церкви, номинально — лицо, равное царю.
Приказав Филиппа без лишнего шума удавить в темнице, Иван расправился и со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем, умертвив его вместе с женой. Владимир вполне мог стать знаменем в войне и организовать какую-нибудь заваруху с претензиями на престол. Хотел он этого или нет, никто не выяснял, но лучше было перестраховаться.
"Постоянный ужас, каждоминутиая боязнь за свою жизнь все более и более овладевали царем. Он был убежден, что кругом его множество врагов и измен инков, а отыскать их был не в силах. Он готов был то истребить повально чуть ли не весь русский народ, то бежать от него в чужие края. Уже своим опричникам он не верил, и близок был их конец".
Это тоже была методика — верхушка карательного аппарата долго жить не должна, ибо на нее нужно и должно списывать весь террор. Вместе с тем, на всякий случай, как бы поучал мудрый Иоанн будущих правителей России, надо быть всегда готовым сбежать за границу, ибо никто не знает, чего можно ожидать от местного населения.
Сам Иван склонялся сбежать в Англию. Он откровенно писал английской королеве Елизавете, что изменники составляют против него заговоры, соумышляют с враждебными ему соседями, хотят истребить его со всем родом. (Своего сына Ивана — свирепого опричника — Иоанн на всякий случай убил сам, ибо имел донос о его растущей популярности. В России очень опасно, когда рейтинг сына превосходит рейтинг отца.)
Иван просил английскую королеву дать ему убежище в Англии. Но в то же время, готовясь в любую минуту удрать из России, поскольку ждал от своего народа ответного удара, царь задумал и осуществил широкомасштабную акцию по приведению народа в трепет, ибо только так могло существовать это государство.
В декабре 1569 года пошел Иоанн походом по собственной стране. "Он шел, как на войну, — отмечает несколько наивный историк XIX века, — то была не только странная, но и сумасбродная война с прошлыми веками, дикая месть живым за давно умерших". Историк почему- то считал, что война была, но кончилась, но Иоанн-то хорошо знал, что она не кончится никогда.
Город Клин должен был первым испытать царский гнев.
"Опричники по царскому приказу ворвались в город, били и убивали кого попало. Испуганные жители, ни в чем неповинные, не понимающие, что это все значит, разбегались куда ни попало (до Тихого океана). Затем царь пошел на Тверь. На пути все разоряли и убивали всякого встречного. Подступивши к Твери, царь приказал окружить город со всех сторон. Иван стоял под Тверью пять дней. Сначала ограбили всех духовных, начиная с епископа. Простые жители думали, что тем дело и кончится, но через два дня, по царскому приказу, опричники бросились в город, бегали по домам, убивали людей, ломали всякую домашнюю утварь, били окна, рубили ворота и двери, забирали всякие домашние запасы и купеческие товары: воск, леи, кожи, — свозили в кучи я сжигали, а потом удалились. Жители опять начали думать, что этим дело кончится, что, истребивши их достояние, им, по крайней мере, оставят жизнь, как вдруг опричники опять врываются в город и начинают бить кого ни попало: мужчин, женщин, младенцев, иных жгут огнем, других рвут клещами, тащат и бросают тела убитых в Волгу".
Пленных поляков и немцев, содержащихся в местной тюрьме, доставляет на берег реки и в присутствии царя, рассекают секирами на частя, бросая останки под лед.
Из Твери направился царь в Торжок, и там повторилось то же, что делалось в Твери. В хронике записано, что православных в Торжке было убито 1490 человек. В местной крепости также содержались пленные немцы и татары. "Иван явился; прежде к немцам, приказал убивать их перед своими глазами и спокойно наслаждался их муками".
Безоружные татары пытались оказать сопротивление. Им удалось тяжело ранить Малюту Скуратова, убить двух опричников и чуть не достать самого царя. Все они были перебиты.
Из Торжка Иван шел на Вышний Волочек, Валдай, Яжелбицы. По обе стороны от дороги опричники разбегались по деревням, убивали людей и разоряли их достояние.
Еще до прибытия самого Ивана к Новгороду подошел его передовой полк, окружив город со всех сторон.
"Потом нахватали духовных из новгородских и окрестных монастырей и церквей, заковали в железа и в Городище поставили на правеж; всякий день били их на правеже, требуя по 20 новгородских рублей с каждого. Также были созваны знатнейшие жители и торговцы, а также и приказные. Их заковали в кандалы, а дома их и имущество опечатали. 6 января 1570 года, в пятницу, приехал государь с остальным войском. На другой день было дано повеление перебить дубинками до смерти всех игуменов и монахов, которые стояли па правеже… Затем Иван приказал привести к себе тех новгородцев, которые до его прибытия были взяты под стражу. Это были владычные бояре, новгородские дети боярские, выборные городские и приказные люди и знатнейшие торговцы. С ними вместе привезли их жен и детей. Иван приказал раздеть их и терзать "неисповедимыми", как говорит современник, муками, поджигать их каким-то изобретенным лично им составом, который у него назывался "поджар" (Иоанн — одни из выдающихся ученых и писателей свое го времени — изобрел состав, названный "некою составной мудростью огненной").
Потом царь велел измученных и опаленных привязывать сзади к саням, шибко везти за собой в Новгород, волоча по замерзшей земле и метать с моста в Волхов. За ними везли их жен и детей. Женщинам связывали назад руки с ногами, привязывали к ним младенцев и в таком виде бросали в Волхов. По реке ездили царские слуги с баграми и топорами, добивая тех, кто всплывал.