Как мне не печально в этом признаться, но план был проработан так тщательно и столь профессионально, что ракеты бы удалось вывезти с территории России независимо от того, на чьей стороне были и на кого работали Беркесов и его начальники. И тут произошло то, о чем ни они, ни я не могли даже помыслить, хотя, повторяю, должны были учитывать подобную возможность как достаточно часто происходящую.
Когда эшелоны обходили озеро Ильмень, чтобы подойти к Петербургу с юго-запада, на одном из перегонов охрана перестреляла друг друга. В перестрелке, вспыхнувшей по неизвестной причине, погибла вся группа сопровождения головного эшелона, включая и командира группы.
Никто, кроме последнего, не знал маршрута следования поездов. Командир группы сопровождения сообщал следующую станцию только после прибытия на предыдущую, согласовывая маршрут с железнодорожной администрацией. Эшелоны прибыли на станцию Угорош и остановились в ожидании дальнейших распоряжений. Их, разумеется, не последовало. Начальник поездной бригады прибыл в так называемый "штабной" вагон и обнаружил там только убитых или умирающих от ран. Перестрелка, видимо, была ожесточенной: все стенки и переборки были изрешечены пулями, стекла во многих окнах — выбиты. Кругом лежали или стояли полупустые и пустые бутылки. Кровь ручьями текла через разбитое стекло. Прибывшая в вагон оперативная группа местной полиции начала следствие, пытавшись восстановить подробности трагедии. Но куда ехать дальше — никто не знал. Никто не знал даже конечного пункта. О ЧП сообщили в Москву по линии МВД. Эшелоны загнали в тупик, ожидая особых распоряжений. Охрана двух других эшелонов, обнаруженная в состоянии страшного опьянения, была обезоружена и арестована милицией. Задержана была и поездная бригада.
В Угороше не было персонала для охраны эшелонов. Никто не знал точно характера груза. В накладных значилось, что в контейнерах везут бытовую радиоэлектронную аппаратуру. Этого было достаточно, чтобы в ближайшую ночь все контейнеры оказались вскрытыми и частично разворованными. В различных купе обнаружены разные предметы женского туалета. Самих женщин в вагоне обнаружено не было. Считается, что женщины были либо убиты и выброшены на ходу с поезда, либо выброшены живыми. Организуется поиск по пути следования эшелонов. Рабочая версия следствия, что ссора в вагоне охраны вспыхнула именно из-за женщин.
— Милосердный Боже. — проговорил бледный от ужаса Трокман. — Когда вы все это выяснили?
— Фактически сегодня. — ответил я. — По своим каналам связи я немедленно поставил об этом в известность администрацию президента Ельцина и сообщил об этом генералу Климову. Заметьте, я сообщил ему об этом, а не он мне. Кроме того, я сообщил об инциденте нескольким знакомым журналистам в Москве и Петербурге. Я уже мало надеюсь, что в этой стране можно что-либо предотвратить гласностью, но все-таки надеюсь.
— А как отреагировал генерал Климов на ваше сообщение? — поинтересовался Трокман.
— Хотя, конечно, он знал все и без меня, Климов прикинулся ошеломленным, — сказал я. — Он заявил, что немедленно пошлет туда специальную оперативную следственную группу для расследования всех обстоятельств катастрофы. Будем надеяться, что он ее послал еще до моего сообщения и группа уже там. Ей придется, видимо, туго, поскольку в Угорош направились и журналисты. Конечно, их ничего не стоит арестовать и отправить обратно, но во всяком случае они напишут хотя бы об этом. Вот такие дела, Билл. Что вы на все это скажете?
Трокман ничего не ответил и стал снова раскуривать сигару.
Он выпустил несколько колец дыма.
— В принципе, Майк. — сказал Трокман. — этот случай дает нам в руки хорошие козыри. Я их попытаюсь максимально использовать в Москве. Возможно, нам удастся добиться отставки нынешнего министра безопасности и ряда его заместителей. Но это второстепенная задача. Главное — мы окончательно возьмем под контроль все их запасы ядерного оружия. Не исключено, что мы их вообще вывезем на России…
— Куда? — поинтересовался я.
— Пусть они лучше лежат на каком-нибудь подземном складе в Неваде, чем разъезжают здесь по их ненадежным железным дорогам в сопровождении уголовников, — ответил Билл.
— Я думаю, что ваше предложение более всех обрадует наш конгресс, — засмеялся я. — Узнав о вывозе ядерного оружия из России, в Капитолии просто сойдут с ума от радости и на радостях закроют ЦРУ. Мне кажется, что эффективнее будет взять эти склады под нашу охрану на территории России, чем превращать США в международную ядерную свалку. Совсем недавно нам удалось добиться распоряжения президента Ельцина, дающего большие права местному Госатомнадзору провести тщательную ревизию всех предприятий, организаций и воинских частей Министерства обороны, чтобы взять под гражданский контроль ядерное оружие и провести проверку обеспечения ядерной и радиационной безопасности. Однако, как и все прочие указы президента, это распоряжение никто в армии выполнять не собирается. Армия здесь продолжает оставаться государством в государстве. Для нее указ президента — не указ. Ни одного представителя Госатомнадзора никуда не пустили. Ни на один объект, а уж тем более не подпустили ни к какой документации. Мы прозондировали обстановку по своим каналам и, к величайшему своему удивлению, обнаружили, что Министерство обороны России и Минатом, возглавляемый отставным адмиралом, готовы допустить на свои объекты инспекторов из нашего ядерного комплекса и сами намекают на возможность того, чтобы мы взяли под охрану их запущенное хозяйство.
— Я читал ваши донесения, — кивнул головой Трокман. — Но здесь все далеко не так просто. С нашими ядерными запасами тоже последнее время творятся непонятные вещи. У меня складывается впечатление, что во многие наши дела все более откровенно влезает какая-то третья сила, о которой неизвестно ничего — даже о ее природе. И случай с Койотом лишнее тому подтверждение.
— Но почему вы считаете, Билл, — удивился я, — что природа этой силы неизвестна? Мне кажется, что это единственное, о чем знало человечество с момента своего рождения. Все религии мира…
— Это примитивный подход к проблеме, — перебил меня Трокман. — Исключительно примитивный. Мы пытались объяснить явления, не утруждая себя пониманием его природы. И впали в опасные заблуждения, чем и продолжаем заниматься до сих пор. Я привез вам кое-какие бумаги. Просмотрите их.
Трокман вынул из папки несколько листов ксерокопий, скрепленных красным пластиковым зажимом. Я взял бумаги и пробежал их глазами.
— Боже праведный! — вырвалось у меня. — Вы думаете это он?
— Не сомневаюсь, — глухо ответил Билл.
— Я хочу его видеть и поговорить с ним, — во мне проснулся школьник.
— Вы думаете это так просто? — Билл с сомнением покачал головой.
— Но он сам приглашал меня! — продолжал я настаивать.
— Я не возражаю, — пожал плечами Билл. — С практической точки зрения это бессмысленно. Вы не узнаете ничего нового, как и те, кто беседовал с ним до вас. Но, как и они, вы рискуете отправиться вместе с ним…
— Куда? — глупо переспросил я, хотя знал ответ.
— Туда, откуда он пришел, — невозмутимо ответил Трокман, гася сигару.
XVI
Бреясь утром, я по привычке включил телевизор. На экране появилось сонное лицо президента России. Губы его шевелились. Он что-то говорил, но кадры не были озвучены. Диктор за кадром что-то восторженно вещал о благодетельном влиянии новой Конституции, которую необходимо принять как можно быстрее. Губы президента продолжали шевелиться. Затем камера была направлена в зал, где от микрофона какой- то сухощавый господин что-то страстно вещал, обращаясь к президенту и размахивая пачкой каких-то бумаг. Было видно, что Ельцин слушает его без всякого удовольствия. Движение президентских бровей, и четыре дюжих молодца, схватив вещавшего за руки и за ноги, поволокли его прочь из какой-то по средневековому пышной, кремлевской палаты. Несчастный отчаянно сопротивлялся, извивался и даже умудрился снять с одной ноги ботинок и запустить им в президента. Но все это не помогло — его вышвырнули за дверь, где на него сразу же ринулись люди с микрофонами и он, отдуваясь, приступил к летучей пресс-конференции. Так что аналогия со временами Ивана Грозного была бы совершенно некорректной. Воздав должное великой российской демократии, я со вздохом выключил телевизор и вышел в гостиную, где меня ждали завтрак и сюрприз.