Лёнчика тот как бы взрыв в сторону отшвырнул, но недалеко. Лежит на спине рядом, штаны приспущены, елдак к небу торчит, как ракета на пусковой. И глючится мне, что от вскрытого брюха к Лёнчикову херу какая-то поебень тянется. Черная такая, на вид слизистая, не жидкая и не твердая, а… ну как густая сопля примерно. Только громадная, будто кит высморкался. И даже не просто тянется, а втягивается, вползает в Лёнчика. Словно он клизма огромная – и своим хером, как носиком клизмы, поебень эту засасывает.
Долго я на глюк не пялился. Потому как у грибков еще одно действие проявилось: резиновый жгут, что к девке меня тянул, пропал как не было. Может, и стояк в штанах пропал, не знаю, я не следил – развернулся и рванул с высокого старта.
По-хорошему надо было мне с приключаловом завязывать – домой и отоспаться.
Но я вместо того, сам не знаю как, на Карла Маркса очутился, совсем в другой стороне. Улица Карла Маркса – это наш как бы бродвейчик, типа Крещатика или Невского.
Жизнь там била ключом. Особенно после тихого парка. Окна светятся, музон играет, девки хохочут. На улицу возле кафешек и ресторанчиков по летнему времени столики выставлены и не пустуют. На тротуарах людей хватает, веселых и поддатых. Вечер пятницы, хуле.
А вот мне там быть не стоило. С моей условкой в кабаки дорога закрыта. И вообще в общественных местах появляться под синькой или веществами нельзя. Таким, как я, условно осужденным, лучше в укромных местах расслабон ловить. В скверах заброшенных, например.
И как бы я всё это понимаю – но все равно по Карла Маркса тащусь, сам не зная куда. Глюки больше не торкают, но измена и без них конкретная. Кажется мне, что не на главной я улице родного городка, до камушка мне знакомой, – а хрен знает где, на чужой какой-то планете. Дома словно первый раз вижу, а на вывесках буквы вроде наши, а прочесть не могу, или могу, но не въезжаю, что прочел. Или тут же забываю. Люди вокруг непонятные и опасные. Говорят все, говорят, говорят – и громко так, будто молотками по ушам лупят, – а ни слова не понять. Чем дальше, тем яснее, что все, кто вокруг, – и не люди вовсе, а чужаки какие-то. И если кого из них за рожу ухватить, то кожа стянется, сползет, как маска, и покажется из-под нее рыло чешуйчатое. Или та черная поебень, что Лёнчик своим хером втянул, как клизмой. Тревожно и страшно мне стало, что уж скрывать. Зассал не по-детски.
Да, вот еще что было… Знакомых постоянно встречал. Вернее, мерещилось, что встречал, а так-то на самом деле это чужаки чешуйчатые знакомцами прикидывались. Соньку, с которой разбежались, раз пять встретил или шесть. Один раз даже вломить собрался чуваку, с каким она под ручку хиляла. Удержался кое-как, какой-то маленький кусочек мозга понимал всё же: не она это, грибы штырят… Хотя одна из тех пяти или шести тогда встреченных, может, и вправду Сонькой была, поди пойми, – город у нас небольшой, пятьдесят с хреном тысяч, а бродвейчик один, могли и пересечься.
И подумалось мне, что от дури грибной непременно надо избавиться. Перешибить ее чем-нибудь. Принять пару стопарей, наплевав, что здесь торгуют с наценкой, – и перешибить.
А что дальше было, не помню. Черная дыра. Обрыв пленки. Кирнул ли я еще или нет и как домой попал, с какими приключениями, – всё в той черной дыре кануло. Бывает со мной такое… Свою двести тринадцатую так и заработал: свидетели о подвигах моих рассказывают, а сам ни сном ни духом.
Но как-то до дома добрался – проснулся именно там поздним утром. Лежу в одежде на кровати неразобранной, один, а ведь бывает по утрам всяко, порой такая рядом посапывает, что в толк не взять: как столько выпить-то сумел?
Полежал, повспоминал вчерашнее… До обрыва пленки добрался, дальше никак.
Попробовал встать. Получилось. Похмелюга, конечно, мучает, но средней тяжести, а я к ней привычный. Сходил в сортир, отлил, потом водички холодной попил вволю… Чутка полегчало.
Набрал Зюзю – звонки идут, но не отвечает. Набрал Лёнчика – та же картина. Ладно, думаю, пусть отоспятся, а я пока поправкой здоровья займусь.
Поплелся в ближний магаз, он рядом, за два дома – а дома у нас сельские, с участками, хоть и числятся городом те улочки, что между железкой и рекой.
Купил две полторашки «Арсенального» крепкого, одну сразу высосал, неторопливо, с перекурами, – тут же, возле магаза. Пока сидел, двое мужичков знакомых подвалили, затарились, рядом пристроились. Спрашивают: где извозюкался так?