А началось все в пятницу, и с утра я был трезвей трезвого, даже по пивасику не ударил, с минералочкой утро переболел – потому как срок мне пришел в УИИ отмечаться, а туда даже с легким запашком – ни-ни. Ну, сходил, уибашка мой поставил галочку, где надо, вопросики позадавал, но недолго: я ж не просто так именно к концу дня туда выбрался, а чтобы на уши конкретно мне не присели.
Отстрелялся – и к Хомяку, у него как раз отец на сутках был, а мать на выходные в Питер умотала, к сестре своей. Хомяк так-то по жизни Вовка Хомяков, но давнее школьное погоняло в жилу пришлось: щеки у него пухлые, вполне себе хомячьи. Зюзя уже у Хомяка сидел, а после и Лёнчик подтянулся, с грибами вместе. Про грибы мы тогда не знали, мы по-простому посидеть собирались. Посинячить, конечно, но без фанатизма. Как обычно.
Поводов нашлось аж два. Во-первых, вечер пятницы. Во-вторых, две литрухи «Славянской», что подогнал Хомяку клиент как премию за ударную работу: Хомяк машины красит, и ему порой перепадает кое-что сверх того, что через кассу идет. В общем, только на закусон пришлось в тот вечер потратиться.
Уговорили мы вчетвером обе литрухи под рыбку, колбаску да оливьешку покупную, да под сериал по ящику, но тот был скучный, для фона крутился. Потрындели о своем – давно уж вчетвером не собирались, недели две. Допили-доели, и случилось с нами томление духа. И неопределенность в мыслях. Бывает такое: вроде уже не трезвый, но толком еще не развезло и не догнало, и хочется чего-то, куда-то рвется душа, а не въехать так сразу, куда и к чему она рвется: не то всечь кому-то в репу, не то тёлку скадрить, не то в магаз за добавкой метнуться… Одно слово, томление духа.
Пошли на улицу прошвырнуться, сами толком не понимая, как дальше вечер сложится. Уже втроем пошли: Хомяк как-то засоловел, в горизонт его повело, он еще до того с корешами в автосервисе своем кирнул, конец недели отметил. Сказал, что спать заляжет, и в дверь просил не трезвонить, если соскучимся, – не отопрет. Он, щекастый, всегда такой скучный: насинячится – и дрыхнет, не пробивает его на подвиги. Как же я ему завидую… особенно сейчас.
А мы втроем с Зюзей и Лёнчиком – первым делом к магазу. Хотели по пивчанскому ударить, полирнуть, значит, «Славянскую». Но всё даже лучше устроилось: в «24 часа» винишко завезли – испанское, дешевое, в двухлитровых пакетах. Херес типа. Не знаю уж, в каких-таких испаниях тот херес бодяжат, в Румынии или в нашем каком Залупинске, да и похер: и пьется влет, и градус приличный, и девчонкам на стол не западло выставить, если те не лахудры синячные, а с понятием.
Взяли два пакета, пошли на зады Химки, там типа парк небольшой или, наоборот, сквер здоровенный, но убитый: скамейки разломаны, на площадке волейбольной даже столбов не осталось, куда сетку привязывали. А от фонтана лишь здоровенная лоханка бетонная уцелела, но уже лет сто там только мусор валяется.
Устроились на скамейке… Ну как на скамейке – от нее три тумбы бетонные остались, торчат, а деревяхи, что промежду ними были, мы же и спалили пару лет назад, когда на первомай шашлыки затеяли. Присели – я на средней тумбе, Зюзя с Лёнчиком по краям – покуриваем, пачку винную друг другу передаем, отхлебываем. Хорошо херес пошел. Сидим, кругом июнь, соловьи в черемухе надрываются… Благодать.
А сквер тот, или парк, – место обычно безлюдное, но тянется через него наискось дорожка, плитами выложенная. По ней на автостанцию и вообще к центру города ходят те, кто у нас за железкой живет, и те, кто еще дальше, за рекой, за пешеходным мостом. Ну, и с автостанции и других мест, понятно, к себе обратно хиляют той же дорожкой, а наша скамейка – от нее невдалеке: сидим, поглядываем – может, кто знакомый пройдет… Или наоборот, кто из чужаков, кому вломить можно. Или тёлки с нашей окраины за вечерними приключениями намылятся… Удобное, в общем, место. Стратегическое.
Едва там расселись, как раз «вишенка» к автостанции подкатила, народ с нее потянулся. Но не интересный: мужичок средних лет, в меру поддатый, тетки знакомые с Порхова… смутно знакомые… явно видел их, и не раз, но имен не знаю. Толстуха еще прочапала с сумкой на колесиках, зыркнула злобно на нас и на херес наш. Вот и всё… но мы сидим, надежды не теряем, попиваем винишко и следующую «вишенку» ждем, они раз в полчаса приходят.
«Вишенки», если кто не знает, – это такие автобусики, пазики новенькие, – теперь между нами и Питером ездят вместо прежних икарусов. И все как один… угадаете, какого цвета? – ну да, вишневого.
Но раньше другой «вишенки» со стороны автостанции Витасик появился. Он ту же школу кончал, что и мы, и в тот же год. Однако по другой дороге двинул – в Питере учится, не помню в каком институте, на инженера. Живет там в общаге, а на выходные, почти на каждые, домой ездит.
Ботаном никто Витасика не зовет. Во-первых, очков он не носит. Во-вторых, один на один почти любому может вломить так, что мало не будет. А компанией его бить для здоровья совсем не полезно, даже наоборот: за него вся братва с Карла Маркса и с Большой Советской впишется, там два его старших братана в большом авторитете ходят.
Увидел нас, подошел. Мы ему хереса: будешь, мол? Обычно отказывался, но тут неслабо так присосался. И видим мы, что какой-то он сам не свой. Бледноватый какой-то, и потряхивает его слегонца.
Выспрашивать не пришлось, сам всё рассказал. Оказалось, он домой сегодня торопился, зачем, не сказал, да и не важно. А в Питере на посадку в «вишенки» очередь приличная стоит, как всегда в пятницу под вечер. Ну, он встал, отстоял, а времени впритык уже оставалось. И тут ровно перед ним места в «вишенке» кончаются, а на следующей ему никак не успеть… Он к бомбилам метнулся, что невдалеке, за углом, народ в свои тачки зазывали, – но те только на буднях в одну цену с автобусами возят, а как уикенд, так задирают почти вдвое. Зато и везут быстрее, что да, то да, «вишенки» тихоходные в сравнении с легковыми.
В общем, отдал Витасик вместо трех сотен целых пять, деваться ему было некуда. Посидеть пришлось, пока тачка пассажирами заполнилась, но все-таки успевал… Поехали, и быстро, но ту «вишенку», куда Витасик не поместился, не догнали, фора у нее приличная была. Вернее, потом всё же догнали… Вернее, не так…
Короче, под откосом та «вишенка» валялась. Совсем рядом, на въезде в город, где раньше железнодорожный переезд был, а недавно высоченный путепровод построили. Вот с его откоса «вишенка» и сверзилась, оградку проломив… Под ним на боку лежит, вся измятая-покореженная. Менты уже там, скорых сразу несколько штук. В общем, было отчего взбледнуть Витасику: допер, что подошел бы к очереди минутой раньше – и лежать бы ему сейчас в одной из тех скорых. И хорошо еще, если бы она в больничку покатила, а могла бы и в морг.
Но мы Витасика успокоили: нет, говорим, «твой» пазик нормально прибыл – мы видели, как люди с него шли. Это другая, говорим, «вишенка» сковырнулась – из тех, что раньше ехали.
Витасик обсуждать, та «вишенка» или не та, не стал, глотнул еще хереса и дальше почапал. Куда он там спешил, не знаю, нам так и не рассказал. К бабе небось – Зюзя предположил. Может, и так – девки на Витасика ведутся: парень видный и не дурак, и язык без костей, любую уболтает.
И как-то сам собой у нас разговор на женский пол свернул, и трепался больше всех Зюзя, как обычно. Он о тёлках в основном только и треплется, редко ему перепадает: мелкий и задохлый, да и ума небольшого, если уж по чесноку… А у нас с Лёнчиком всё нормально с этим делом. Правда, сам-то я к той пятнице уже неделю как с Сонькой разбежался. Нездоровые у нее какие-то намеки пошли… И с родаками меня тянула знакомиться. В общем, разбежались, и мысль Зюзи, что вечер надо завершить не мордобоем, а блядоходом, я поддержал.