И все же. Я сделал еще один шаг, чтобы убедиться, что Марипоса в безопасности. На заброшенную пожарную часть даже не взглянешь.
Хотя мне чертовски не нравилось, что Скарпоне видят ее, приближаются к ней так близко, как это было в Италии. Они знали, что, если меня что-то и выманит, так это похороны деда. Я был в нескольких секундах от того, чтобы быть обнаруженным, когда Рокко - а на самом деле, моя жена, так как она искала меня - остановила их.
В то время мне было все равно. Легче было умереть, чем чувствовать боль от потери человека, который научил меня всему, и как жить. Потом mia farfalla привела меня обратно. Жизнь в ней снова заставила меня почувствовать настоящий голод.
Я ударил по тормозам, когда человек, бегущий по улице, решил перейти дорогу. Он бежал прямо перед моей машиной, притормозив, когда миновал капот. Он остановился на секунду, уперев руки в бока и тяжело дыша. Татуировка волка на его руке выделялась, свет моих ламп подчеркивал чернила. Он прищурился, пытаясь разглядеть машину сквозь тонированные стекла. Он не мог.
— Джокер. — Мой голос был низким, грубым. — Ты пытаешься увидеть того, кого больше не существует.
Я приветственно поднял руку. Он снова прищурился, но не двинулся с места. Я медленно тронулся с места, наблюдая за ним в зеркало заднего вида. Он отошел от тротуара и остановился посреди улицы, пытаясь разобрать номерной знак. Ради бога. Он получит какое-нибудь случайное имя и номер.
Он всегда был тупым ублюдком. Не мог видеть дальше того, что было прямо у него под носом.
Да, моя жена была защищена от них, от этой мстительной жизни, которую я выбрал. Присяжные все еще не определились с моей судьбой. Я не знал, кто для меня опаснее - Скарпоне или она.
22
МАРИПОСА
Капо опаздывал. Я тоже, но это к делу не относится.
С тех пор как мы вернулись из Греции, он все чаще «работал» допоздна. Капо не стал рассказывать о том, что случилось с его зданием, или о том, что еще там происходило, но назовите это интуицией жены — я знала, что он вел битву, которая держалась в секрете.
Я думала, что его дом или здание, разнесенное вдребезги, попало бы в новости, но этого не произошло. Я смотрела новости каждый вечер и... ничего. Предполагаемые «войны» между связанными семьями утихли, сообщили в новостях, и вскоре после того, как это было улажено, все снова было посвящено политике.
Обычно я не возражала, когда он опаздывал, но сегодняшний вечер был важен по двум причинам. Первая. Кили дебютировала на Бродвее. Она играла главную роль. Какую-то крутую шотландскую женщину-воина, которая к тому же была отличным лучником. Вторая. Мне не хотелось думать о второй причине. Она заставляла меня нервничать, продолжая зацикливаться на этом, поэтому, когда это произошло, это произошло.
— Марипоса, — позвал Капо, входя в спальню. Он нашел меня сидящей в ванной голой и поправляющей макияж.
Капо остановился, перекинув пиджак через руку, и оглядел меня.
— Именно так, как я хочу тебя, — произнес он низким голосом. — Встань.
Капо бросил пиджак на стойку и ослабил галстук, не сводя с меня глаз. Безумие, которое существовало между нами, что-то плотское, казалось, питало его желание так же, как и мое.
Долгое мгновение, казалось, растянулось, прежде чем что-то взорвалось внутри меня, прежде чем его тело создало физический эквивалент между его грудью и моей. Наши тела врезались друг в друга, мои пальцы жадно впивались в кожу Капо, его рот пожирал мой. Моя спина ударилась о душ, и без его наставлений мои ноги обхватили талию моего мужа, убеждая, умоляя, требуя, чтобы он унял возникшую боль.
Я поняла, что то, что было между нами, было первобытным, но основным, животным. И вот так мы рвали друг друга на части, как животные, которые не отличают добро от зла, у которых нет других мыслей и чувств, кроме этого здесь и сейчас. Прошло всего несколько часов, но боль пронзила... прямо сейчас!
Звуки, которые мы издавали, эхом разносились по огромной ванной, а звуки, которые издавал его рот от удовольствия, отражались во мне, достигая каждой впадинки, прокатываясь от кости к кости, проникая прямо в мою кровь.
Капо поднимал меня все выше и выше, моя спина скользила по дверям душа, его толчки были жесткими и безумными. Капо читал язык моего тела, может быть, то, как я начала дрожать, и какими громкими становились мои стоны - может быть, мольбы становились только хуже. Затем, в другом взрыве, мы кончили вместе, его гортанное рычание поглотило мое более мягкое, когда он пролился в меня с таким удовольствием, что я почувствовала себя самой сильной женщиной в мире.