Привет, сын Рейна. Я уехал в восемь утра повидать старую знакомую, о которой ты уже знаешь, а заодно и дома в округе, которые не успел посмотреть вчера. Между 14.30 и 15.30 буду на старом мосту. Если тебя не будет, вернусь поездом. Если твоей жабе вздумается прогуляться на берег Луары, ради бога, не удерживай ее. Марк.
Луи раздраженно покачал головой. Как можно вставать на рассвете, чтобы посмотреть церковь, которую уже видел вчера, он не мог этого понять. Марк совсем чокнулся со своим Средневековьем, и толку от него теперь мало. Он развернул вторую записку, куда более лаконичную. Утром звонил Жан-Мишель Бонно и просил его заехать в магазин как можно скорее.
Луи легко отыскал магазин Трусливого Кондитера. Его жена провела Луи в душную кухню, где пахло маслом и мукой. Он вспомнил, что еще не завтракал, и Бонно, еще более румяный и нетерпеливый, чем вчера, поставил перед ним два горячих круассана.
– Вы вспомнили? – спросил Луи.
– Да. – Бонно потирал руки, отряхиваясь от муки. – Вчера глаз не мог сомкнуть, все думал о бедняжке соседке, как призрак меня преследовала. Я совсем разбит.
– Да, – сказал Луи, – я вас понимаю.
– Жена мне сказала, что это из-за полнолуния, но я-то знаю, что из-за соседки. А как же иначе, после нашего-то разговора.
– Мне жаль.
– И вдруг в два часа ночи я все вспомнил. Я знаю, почему принял его за женщину.
Луи, не отрываясь, смотрел на кондитера.
– Я вас слушаю, – подбодрил он.
– Вы, наверно, будете страшно разочарованы, но вы сами просили вам позвонить.
– Я слушаю, – повторил Луи.
– Если вы настаиваете. Когда я вошел в комнату, убийца сидел на корточках в своем толстом пальто рядом с телом Клер. Там была кровь, и я страшно перепугался. Он услышал, как я вошел, вскочил, не оборачиваясь, и толкнул меня. Но за секунду до этого он что-то подобрал на ковре. И это был тюбик губной помады.
Бонно замолчал, глядя на Луи исподлобья.
– Продолжайте, – попросил Луи.
– Но это все. Губная помада и чулок на полу, ясно как день. Я бросился следом за ней, ни секунды не думая, что это мог быть мужчина.
– Логично.
– Но если это был мужчина, что ему делать с губной помадой?
Оба несколько секунд помолчали. Луи медленно и задумчиво жевал круассан.
– Где он подобрал помаду?
Кондитер медлил с ответом.
– Рядом с головой? Рядом с телом?
Бонно теребил очки, опустив голову.
– Рядом с головой, – наконец сказал он.
– Вы уверены?
– Думаю, да.
– С какой стороны?
– Справа от лица.
Сердце Луи учащенно забилось. Бонно снова уставился в пол, рисуя ногой узоры в муке.
– Вы действительно видели помаду, стоя на пороге комнаты? – настойчиво переспросил Луи.
– Нет, не видел, – признался Бонно, – но вещи можно узнать издалека. Это было что-то красное и серебристое. И у него в руках оно звякнуло, металлический звук, как будто два кольца друг о дружку ударились. Точь-в-точь так же, когда моя жена помаду уронит, она ее вечно роняет, как только умудряется. Я точно не видел, нет, но цвет я разглядел и стук услышал. По-моему, это была губная помада. Во всяком случае, потому я и подумал, что это женщина.
– Спасибо, – все так же задумчиво сказал Луи и протянул ему руку. – Не хочу вас дольше задерживать. Вот мой телефон в Париже, звоните, если что.
– Думаю, не понадобится, – покачал головой Бонно. – Я рассказал все, что вы хотели знать, больше ничего не знаю. А те люди на портретах, их лица мне ни о чем не говорят.
Луи не спеша вернулся к машине. Было только двенадцать часов, у него было время заехать в полицейский комиссариат повидать Пуше. Луи считал справедливым и необходимым рассказать ему все, что он узнал. Они поговорят о размножении парнокопытных и об убийстве в Невере. Возможно, именно Пуше в свое время допрашивал Бонно.
Луи забрал Марка в три с четвертью. Тот стоял на мосту и, перегнувшись через перила и свесив голову в пустоту, смотрел, как течет Луара. Луи посигналил и, не вставая, открыл дверцу. Марк вздрогнул, подбежал к машине, и Луи молча завел мотор.
Больше затем, чтобы отвлечь Марка от его мечтаний, чем для того, чтобы поделиться с ним новостями, Луи обстоятельно рассказал ему о своей встрече с Трусливым Кондитером, а потом с Пуше. Оказалось, что именно Пуше допрашивал свидетеля. Но тогда о губной помаде не было сказано ни слова. Луи купил четыре кружки пива, и они выпили за здоровье всех будущих новорожденных мулов.
– Что-что? – не понял Марк.
– Мы поспорили о тайне размножения мулов. Знаешь, такие большие крепкие ослы?
– А в чем тайна? – невинно спросил Марк. – Мул – это гибрид осла и кобылы. А если наоборот, то лошак. О чем вы спорили?
– Да так, ни о чем, – отозвался Луи.
Глава 36
Луи завез Марка домой и отправился на Университетскую улицу. В домофоне послышался голос старика Клермона.
– Кельвелер, – назвался Луи. – Поль Мерлен дома?
– Нет, и весь день не будет.
– Прекрасно. Мне нужно с вами поговорить.
– О чем? – спросил Клермон с обычным высокомерием.
– О Клер Отисье, которую убили в Невере.
В трубке молчали.
– Не знаю такую, – наконец ответил старик.
– Ее статуэтка повернута лицом к стене под часами у вас в мастерской. Вы ее сделали.
– Ах эта! Извините, я всех имен не припомню. И что дальше?
– Вы откроете? – Луи повысил голос. – Или хотите, чтобы о вашем искусстве некрофила узнали прохожие?
Клермон открыл дверь, и Луи прошел в мастерскую. Скульптор, голый по пояс, сидел на высоком табурете с дымящейся сигаретой в зубах. Вооружившись стамеской, он вырезал волосы одной из статуэток.
– Я вас не задержу, – сказал Луи, – я спешу.
– А я нет, – сказал Клермон, срезая стружку.
Луи взял пачку фотографий на верстаке, сел на высокий табурет напротив Клермона и стал быстро просматривать.
– Чувствуйте себя как дома, – съязвил Клермон.
– Как вы выбираете свои модели? По красоте?
– Без разницы. Все женщины одинаковы.
– С губной помадой или без?
– Не важно. А что?
Луи положил пачку снимков на верстак.
– Но вы в основном изображаете умерших женщин? Убитых?
– Мне все равно. Я увековечил несколько таких, я не скрываю.
– Зачем?
– Я, кажется, уже говорил. Чтобы обессмертить их и отдать дань их мучениям.
– Вам это доставляет удовольствие?
– Конечно.
– И скольких убитых вы… обессмертили?
– Семь или восемь. Одну женщину задушили на вокзале в Монпелье. Две девушки из Арля. Одна женщина в Невере, когда я там жил… Последнее время я таких не делаю. Охота пропала.
Клермон стукнул молотком по стамеске и отсек деревянную завитушку.
– Что еще вам покоя не дает? – спросил он, раздавив окурок в опилках.
Луи знаком попросил закурить, и старик протянул ему пачку.
– Я собираюсь арестовать вас за изнасилование и убийство Николь Бердо и за убийство Клер Отисье, – сказал Луи, прикуривая от спички, протянутой ему Клермоном. – Для начала вы мне расскажите о ваших сообщниках.
Клермон потушил спичку, хмыкнул и снова принялся за работу.
– Чушь, – буркнул он.
– Вовсе нет. Статуэтки обеих жертв и ваше присутствие на месте преступления вполне убедят комиссара Луазеля, особенно если я его попрошу. Он ищет убийцу с ножницами, и он уже на взводе. Ему нужен виновный.
– – А я при чем?
– Клер – первая жертва убийцы. После Николь Бердо, но Николь не входит в общую серию. Она была только прелюдией.
Легкая тень пробежала по лицу старого резчика.
– И вы собираетесь повесить все это на меня? Из-за моих статуэток? Рехнулись вы, что ли?