— Тебя попросишь. — хмыкнула та, нагло улыбаясь, довольная, видимо, что всё решалось без проблем. — якшаешься с какими-то отморозками, стращать мать вздумала.
— Ты мне не мать. — отрезала Влада, испытывая отвращение к этой женщине, которая растила её много лет, но так и не сумела завоевать хотя бы толику уважения к себе.
— Пасть закрой. — прошипела Люська, погрозив ей кулаком, и, резко крутанувшись к участковому, запела, — представляешь, Матвеич, заявляется ночью с мужиком втрое старше неё, а тот давай буянить. Рустика избил до полусмерти, еле ноги унёс, на меня начал прыгать да угрожать, чтобы сидела тихо, не мешала этой, — злой кивок на Владу, — развлекаться тут. Ох, горе… Вырастила на свою голову шалаву, домой прёт всяких гопников, а мать ни в грош не ставит!
— Новое поколение, оно такое. — вздохнул, поддакивая, Иван, подтолкнув девушку в спину. — им лишь бы нажраться да под градусом права качать.
— Не слушайте её, дядя Ваня. — крикнула из спальни Владка, подхватив собранный ночью кулек с остатками одежды. — пусть лучше расскажет, как сутенеров в дом таскала, меня под них подложить пыталась!
Людмила возникла на пороге, красная, как мак. Но Владка её не боялась, теперь-то этой тощей вешалке с ней не справиться. Мало, видно, вчера отхватила по морде.
— Что, неправду сказала? — усмехнулась девушка, оттолкнув ту с пути. — можешь свистнуть своих прихлебал, отпраздновать мой отъезд. И запомни, мама, — язвительно выделила она последнее слово, — прижмет, туго тебе станет, даже не думай ко мне приходить и просить о помощи. Для тебя я умерла!
— Лучше б ты сдохла еще в детстве, всю жизнь с тобой возилась, неблагодарная! — взвизгнула вслед Владе Люська, но броситься за нею ей не дал Иван.
Выйдя за ворота, девушка обернулась, долго смотрела на дом, на кусты черемухи, на небольшой огород, который после смерти отца зарос бурьяном, и почувствовала облегчение. Да, идти некуда, снять жилье не на что, но она освободилась от гнёта мачехи, этой энергетической кровососки, а значит, будущее зависит только от неё.
Неожиданно обнаружилось, что в зажатом кулачке смятый клочок бумаги. Влада машинально развернула его, наперед зная, что это такое. Неровным, мелким почерком там были нацарапаны два номера, и у неё екнуло сердце. Максим сказал, что она может в любое время ему позвонить, но Владка не решалась этого сделать.
Ей было стыдно перед ним за то, что он видел всю неприглядность её существования. Кто она и кто он. Это реальность, а не красивая сказка, где принц спасает нищенку. Она должна самостоятельно искать выход из чудовищной ситуации.
Есть хотелось жутко. Карманных денег было немного, Владка пересчитала их озябшими пальцами, и уныло вздохнула. Хватало только на стаканчик чая, кофе она не любила, оставшуюся мелочь не потратить даже на пирожок. А запахи с рынка дурманили, от них желудок болезненно сжался, заурчал так громко, что девушке стало стыдно. На неё, конечно, не обращали внимания, мало ли беспризорников шатается между прилавками, но она всё равно испытывала дискомфорт.
Тело ломило, место для ночлега Влада выбрала в сквере, на узкой лавчонке. Ночи уже были холодными, тонкая курточка не спасала, она продрогла, казалось, до самых костей. Грея руки о горячий чай в пластиковой таре, брела без цели, поглядывая по сторонам, чтобы не дразнить себя искушением своровать что-нибудь с прилавка. Возможностей предоставлялось уйма.
Вон, например, толстая тётка в отутюженной наколке зазевалась, прогоняя стайку голубей, облюбовавших ящики рядом с её торговым местом, и можно было ловко стащить пару аппетитных булочек; или вот там, пожилой кавказец ругается с придирчивой покупательницей, доказывая, мол, яблоки самые свежие, чуть ли не только что с дерева, и спереть фрукты в большой корзине тоже не трудно.
Но воспитание не позволяло опускаться до низшего уровня уличных воровок. Владка решительно повернула назад, поддернула на плечах рюкзачок, и испуганно подпрыгнула, натолкнувшись на кого-то. Чай пролился на модную сумку незнакомой женщины, оставил темное пятно на белоснежном пальто, и Влада виновато подняла взгляд. Сейчас её отчитают, и поделом, нечего пялиться себе под ноги, когда народу видимо, не видимо кругом.
— Извините, пожалуйста. — пробормотала она, суетливо рыща по карманам в поисках носового платка. — я нечаянно…
Незнакомка раздраженно оглядела себя, и покачала головой.
— Вот неуклюжая! — приятным, мелодичным голосом сказала, впрочем, без всякой злобы. — смотри, что ты натворила! Пальто теперь прямиком выкинуть, никакими химическими чистками пятно не отстирается.