Попечительница вздохнула, что не ускользнуло от проницательного взгляда начальника никольск-уссурийской контрразведки, и нажала кнопку.
Дверь, ведущая в прихожую, бесшумно отворилась, вошла миловидная девушка в белоснежном переднике.
— Что прикажете, барыня? — спросила она, остановившись у порога.
— Накройте стол на две персоны, — распорядилась Градобоева.
— Слушаюсь, барыня, — ответила горничная и бесшумно вышла.
Градобоева посмотрела штабс-капитану в глаза и хотела что-то спросить, но в этот миг одновременно открылись две двери. В одной показался русый юноша с заносчивым видом. На нем была рубашка цвета хаки с рукавами до локтей, на шее — платок, завязанный в виде галстука. Из-под коротких, выше колен, штанишек были видны толстые розовые ноги. Он извинился, что прервал разговор, и попросил разрешения провести минуту-другую в обществе сестры и офицера. Это был бойскаут первого никольск-уссурийского отряда, входившего в состав общества «Русский скаут». Градобоева в знак согласия кивнула и повернула голову к другой двери, где стояла горничная, и подняла черные брови, что означало: «Ну что?»
— К вам, барыня, просится мальчик, — девушка показала головой на дверь, ведущую в прихожую.
— Что ему нужно? Ах, да-да… — протянула попечительница. — Я знаю, знаю. Меня просила женщина-солдатка устроить в приют мальчика, круглого сироту. Сына одного доблестного солдатика. У него мать умерла, а отец убит красными. Скажи ему, что я сейчас занята. Пусть придет завтра в приют. Нет, завтра день неприсутственный. Скажи, пусть зайдет послезавтра. Нет. Я лучше сама передам с солдаткой, когда прийти.
Девушка вышла, а мадам Градобоева продолжала:
— Тиф унес в могилу двух детей из приюта, так что сейчас в приюте освободилось две кровати. И еще есть одна вакансия посудницы. Можно его устроить. Знаете ли, Вадим Петрович, уж такая моя обязанность, — помогать неимущим. Хотя благотворительность — сейчас тяжелое бремя.
Опять на пороге показалась горничная.
— Он не уходит, говорит: «Хочу к барыне».
— Ну, пусть войдет, — недовольно повела плечами попечительница и посмотрела на собеседника. В ее глазах можно было прочесть: «Видали такого нахала?»
В третий раз отворилась дверь, и порог переступил мальчик. Он снял выцветший картуз, подошел к камину у двери, оперся плечом о кафельную стенку и удивленно стал рассматривать богатую обстановку гостиной.
Госпожа Градобоева поднесла к глазам лорнет и посмотрела на вошедшего. Ее взгляд рассеянно скользил по вихрастой голове, загорелому пыльному лицу, порванной на плече кумачовой рубашке, по рваным серым штанам, грязным, босым и исцарапанным ногам.
Дама отвела от глаз лорнет, сморщила нос и первая нарушила молчание:
— Как зовут?
— Кешкой Башлыковым, — переступая с ноги на ногу, ответил вошедший.
— Сколько тебе лет? — спросила Августа Николаевна, вертя в руках лорнет.
— Тринадцать, — односложно ответил тот, шевеля припухшими губами.
Бойскаут, сидящий напротив сестры, нахмурился и исподлобья поглядывал на непрошенного гостя.
Осечкин повернулся боком, прищурил глаза и про себя чертыхался. Он злился, что было нарушено приятное времяпрепровождение.
Попечительница не торопясь встала и пошла по просторной гостиной. Ее полная фигура важно подвигалась к Кешке. Проходя мимо зеркала, она посмотрела в него и поправила локон.
— Я знаю. Я все знаю. Мне белошвейка уже рассказала. Можешь не объяснять. — Госпожа Градобоева слегка пригладила вихрастые волосы мальчика. — Мыкаться по миру больше не будешь. В приюте тебя приведут в божеский вид. Зайди туда послезавтра. Этот день как раз присутственный. Канцелярия приюта находится против Японского Красного Креста, — объяснила хозяйка дома и тут же величаво пошла на свое место, шурша платьем.
Офицер, наблюдавший больше за дамой, чем за мальчиком, подумал: «И почему она носит туфли на высоком французском каблуке? Носила бы на английском».
Усевшись в кресло, Августа Николаевна обратилась к военному:
— Видите, Вадим Петрович. Его отец, говорят, мужественно принял смерть с крестом на шее и погиб, как многие солдатики российского христолюбивого воинства. Ох, эта война! На днях мы разговорились с настоятельницей женского монастыря о недостаточных ученицах, и она мне сообщила, что в подъезд доктора Басса подкинута девочка с запиской: «Крещена, звать Елена, родилась первого июня». Какая безжалостная судьба!
Кешка стоял и размышлял: «Скажу, что хочу мыть посуду в приюте. Жалованья мне надо самую малость. Мыть справно буду». Он уже раскрыл было рот, но Осечкин смерил его быстрым и острым взглядом и, прищурив глаза, спросил: