— Где же твоя мать?
— Померла, — ответил мальчик, разглядывая свои босые ноги.
— Отчего она скончалась?
— Закашлялась от чахотки…
— А ты помнишь, как погиб твой отец? — поинтересовался Осечкин.
— Помню.
— Расскажи Вадиму Петровичу, — посоветовала Градобоева.
Кешка глазами затравленного зверька посмотрел на госпожу, на начальника контрразведки и несмело ответил:
— Его запороли.
— Кто запорол? — насторожился Осечкин.
— Опричник, — невольно проронил малознакомое слово Кешка и сдвинул брови.
— Кто, кто? Как ты сказал? — поспешно переспросил офицер и удивленно посмотрел на хозяйку дома.
Все трое, сидевшие за столом, переглянулись и устремили взоры на Кешку, ожидая, что он скажет.
— Опричник, говорю, — повторил Кешка, исподлобья поглядывая на господ.
— Его так звали? Или фамилия была такая? — озадаченно спросила Градобоева.
— Такая фамилия, — нехотя процедил сквозь зубы Кешка, вертя в руках фуражку.
— Когда и за что запороли? — не унимался Осечкин, не сводя сощуренных глаз с Кешки.
— В прошлом годе папка нечаянно белогвардейца убил, когда они наступали на город, — прежним тоном ответил тот.
Бойскаут несколько раз порывался встать. Щеки его вспыхнули густым румянцем. Он не выдержал и взвизгнул:
— В шею его отсюда!
— Жорж! — резко остановила брата Августа Николаевна.
— Кто тебе сказал, что отца убил какой-то опричник? — процедил начальник контрразведки, барабаня длинными пальцами по краю стола.
Взгляды сидящих за столом опять встретились.
— Я его сейчас вышвырну на улицу! — вызывающе сказал юноша, вставая со стула.
— Сядь, Жоржик, и слушай! — старалась умерить пыл брата попечительница. Внутренне она тоже горела ненавистью, но не показывала виду.
Осечкин казался спокойным, но по учащенному пульсированию вены, вздувшейся на виске, можно было заметить, как он негодовал. Он повернулся к своей собеседнице, наклонил голову и сиплым полушепотом проговорил:
— Тут что-то не то, Августа Николаевна. Вас ввели в заблуждение. Его отец, как видно, служил у красных и принимал участие в боях против наших союзников — чехословаков, занимавших восьмого июля прошлого года Никольск-Уссурийск. Поэтому-то он и был расстрелян. Фамилия Башлыков? Эта фамилия проходила по спискам контрразведки. Не думаю, чтобы это был однофамилец. Я вам советую повременить. У нас свои беженцы из центральных губерний голодают и умирают от тифа, целые бараки забиты.
— Я тоже чувствую неладное, — согласилась Градобоева и, повернув голову к Кешке, спросила: — Кто у тебя есть из родственников?
— Никого.
— Значит, ты круглый сирота?
— Угу, — сдавленным голосом проронил маленький проситель.
Попечительница встала. Ее черные длинные ресницы чуть вздрагивали, прикрывая злые глаза. Она сделала два шага к окну, повернулась, скривила пухлые губы:
— Я тебя взять в приют не могу. Нет мест. Да, да, сейчас именно нет мест.
— Я хотел посуду… я хочу мыть на кухне. Я это умею, — уговаривал Кешка.
— Нет, нет! Взяли уже. Пока мест нет, — проговорила Градобоева. — Как-нибудь в другой раз.
— А мне говорили, — два места есть да посуду мыть еще, — возразил мальчик.
Попечительница приюта нервно развернула веер из павлиньих перьев, резко сложила его и решительно произнесла:
— Я тебе уже сказала. Можешь идти.
«Где же буду ночевать?» — подумал Кешка, посмотрев в окно, окрашенное вечерним закатом. Потом недружелюбно глянул на задиристое лицо бойскаута. Не спеша повернулся к двери и направился по персидскому ковру к выходу.
В зеркале Кешка увидел отражение Осечкина, уставившегося прищуренными глазами ему в спину, скаута со сжатыми кулаками и растерявшуюся госпожу Градобоеву.
Отказ от приюта вывел Кешку из равновесия. Он подошел к двери, где стояла горничная, надел картуз и дерзко показал сидящим за столом свой зад, затем высунул язык и быстро вышел в прихожую.
От этой выходки девушка-горничная прыснула, поспешила захлопнуть за Кешкой дверь и уже в прихожей громко расхохоталась, вытирая передником глаза.
— Обожди чуточку, — прошептала горничная и побежала на кухню. Она тотчас же вернулась с пирожком в руке. — На, поешь.
Кешка отвернулся и пошел к выходу.
Горничная остановила мальчика, сунула в его карман теплый пирожок, но карман был рваный, и пирожок вывалился на пол.