Девушка подняла его.
— Возьми, ведь это от меня!
Кешка почувствовал, как от голода свело живот, и больше отказываться не стал. Переступив порог, он услышал, как за ним захлопнулась дверь.
Новые друзья
1
В офицерских флигелях зажглись огни. Темные тучи обволокли небо. Вдруг блеснула молния. Поднялся ветер. Деревья пришли в движение, неспокойно зашумела листва, и хлынул проливной дождь. Крепостной район, где жила Градобоева, опустел, прохожие разбежались.
Промокший до нитки Кешка стоял около дома попечительницы и не знал, куда спрятаться. Косые струи дождя хлестали по его щекам. Скованный мокрой одеждой, он поплелся по вязкой грязи.
В голове мальчика теснились сбивчивые мысли: «Куда пойти? Куда податься?» Он хорошо знал юго-восточную окраину города, но ни на Бульварной улице, ни в военной крепости нельзя было найти пристанища на ночь.
Впереди лежала прямая Хабаровская улица, ведущая в центр города. Мальчик посмотрел вдоль проспекта и увидел мигающие электрические лампочки кинотеатра. Они то гасли, то вспыхивали вновь.
«Хорошо бы прикорнуть около иллюзиона, — устало передвигая ноги, рассуждал про себя Кешка. — Там не так боязно: света много. Но только мокро. А лучше б пробраться на галерку и остаться под скамейкой на ночь…»
К счастью Кешки, дождь перестал. Весело зажурчали ручьи. Откуда-то донеслась песня:
С тревожными мыслями Кешка подходил к ресторану Панатаиоки, из открытых окон которого вырывалась веселая музыка, смех, женские и мужские голоса.
Когда Кешка поравнялся с рестораном, дверь резко распахнулась и на крыльце показался здоровый рыжебородый детина — вышибала. Он держал под мышки низкорослого человека, бессильно болтавшего ногами. Вытащив пьяного на крыльцо, вышибала бросил его на вымощенный камнем тротуар.
— О-ой!.. О-ой!.. — захрипел пьяный. — Убили… Ограбили!.. — и медленно пополз на четвереньках в сторону.
Вышибала одернул косоворотку, перевязанную пояском с кисточкой, и не торопясь вернулся в ресторан.
Кешка посмотрел на отползавшего мужчину, потом перевел взгляд на открытое окно ресторана. За ближним столом сидели два русских офицера и японец. Офицер в артиллерийской форме, размахивая руками, громко разговаривал с улыбающимся японцем.
— Я бы разгромил! Да! А они, горе-вояки, что? — Он встал и с силой ударил кулаком по краю стола, отчего опрокинулась бутылка и зазвенели рюмки. — Приходится удирать за границу! Эй, сюда! — поднял руку артиллерист.
Моментально появился юркий официант.
— Что угодно-с, господа офицеры?
— Десять русской. Живо! — приказал артиллерист, затем обнял японца, ковырявшего зубочисткой гнилые зубы. — Друзья, один пью все десять за единую и неделимую Русь! Матушку-Русь!
— Это харосо, русски… очень харосо! — заулыбался во весь рот японец. — Русски рюбит выпит.
Кешка отошел от окна.
— Браво, браво, Мишель! Эй ты, вьюн! Еще десять! — услышал Кешка позади себя пьяные голоса и песню, доносившуюся из раскрытых окон ресторана:
Мальчик оглянулся в последний раз и увидел пьяного офицера, свесившегося с подоконника.
У иллюзиона Никитина сверкали разноцветные рекламы, зазывающие публику.
«Американский боевик
«ОЧЕРЕДНАЯ ЖЕРТВА!» —
прочитал Кешка красочный плакат. Внизу мелкими буквами было написано:
«Слабонервных покорнейше просим не смотреть»
Дождь, наделавший много грязи, заставил господ офицеров, купцов и чиновников вызвать экипажи. Около иллюзиона, на противоположной стороне Хабаровской улицы, стояли брички, с верхом и без верха, четырехколесные дрожки, пролетки, беговые американки с розовыми резиновыми шинами. Слышался говор денщиков и возниц, ожидавших конца сеанса.
Наконец распахнулись широкие двери иллюзиона, и сплошным потоком хлынула пестрая расфранченная публика.
«Самый удобный момент шмыгнуть в дверь», — быстро сообразил Кешка. Он потуже затянул ремень, покосился на билетера, стоявшего у стены, и незаметно стал пробираться к входу, ведущему на галерку. С бьющимся сердцем, прижимаясь к косяку, он приближался к вестибюлю: одна нога переступила порог, в следующую минуту он уже находился в помещении и, как напуганная мышь, без оглядки на цыпочках побежал вдоль панели на балкон. На первом марше лестницы он обернулся и посмотрел: билетер по-прежнему пропускал мимо себя зрителей, ничего не замечая.