Быстрым взглядом Кешка окинул пустой зал галерки. Только сейчас он ощутил холодный пот на лбу. Не долго думая, он залез под последнюю скамью и с нетерпением прислушался: не идут ли зрители? Раздался первый звонок, и Кешка радостно вздохнул.
Душный зал быстро заполнялся публикой. Кто-то подошел и сел на жесткое сиденье, под которым лежал мальчик. Оно заскрипело. Перед глазами Кешки замелькали две туфли, а рядом звякнули шпоры. Дама оказалась непоседливой, болтала ногами. Кешка нечаянно коснулся рукой ее ноги, женщина испуганно ойкнула и вскочила, а за ней — солдат. К счастью, в этот момент свет потух, и сеанс начался. Кешка прижался к стене и незаметно уснул.
Во сне он видел мать. Она гладила своими исхудавшими руками его голову и ласково говорила: «Останешься со мной. В батраки больше не пущу».
2
Рано утром Кешку разбудили голоса уборщиц да робкий утренний свет, пробивавшийся в зрительный зал через раскрытые двери.
«Где я? — спросонья задал себе вопрос мальчик. — Ленькин балаган? Нет, не балаган. А-а, галерка!»
За ночь рубашка и штаны высохли, но облипли окурками и грязью. Кешка встал и принялся отряхивать свою старенькую кумачовую рубашку. В горле запершило, он не сдержался и закашлялся, прикрывая рукой рот.
В противоположном конце галерки из-за скамейки высунулась чья-то взлохмаченная голова. «Кто это такой?» — испуганно подумал Кешка.
— Ты откуда взялся? — спросил лохматый.
— А ты? — сорвавшимся голосом отозвался Кешка. Но тут же понял, что говоривший — тоже мальчишка, и это его несколько успокоило.
— Чего раскашлялся? Услышит Старый Шайтан — нас выгонят на улицу, и больше сюда не проберешься. Будешь на улице дрыхнуть под дождем, узнаешь, как чхать!
Кешка не двинулся с места. Он прислонился к стене и в полутьме окинул взглядом подходившего паренька. Ростом тот был немного ниже Кешки.
— Пойдем на улицу, пока бабы полы моют, а то Старый Шайтан даст всем по затылку, — примирительно промолвил мальчишка и повелительно скомандовал: — Корешок, выходи из засады. Пошли на улицу!
Успокоившийся Кешка хотел было идти, но после того как оказалось, что здесь еще кто-то есть, опять насторожился; он увидел, как из-под скамьи показалась еще одна лохматая голова, и услышал пошмыгивание носом. «Если будут задираться, дам одному и другому по зубам и убегу», — подумал Кешка.
— Ну пошли скорей на улицу, а то Старый Шайтан зайдет! — распорядился первый мальчишка и направился к выходной двери. За ним поплелся и второй.
Кешка не знал, о каком Старом Шайтане идет речь, но понял, что всем грозит неприятность, если их застанут в зрительном зале. Осторожно, стараясь не шуметь, он пошел за мальчиками по той самой лестнице, по которой пробирался, чтобы найти себе убежище. На первом повороте он увидел широко распахнутую дверь.
Дети инстинктивно пригнулись, затаили дыхание и на цыпочках выбежали на улицу.
3
Утро выдалось погожим. Солнце только что взошло. Дворники подметали тротуары и очищали мусорные ящики.
Здесь мальчики уже с нескрываемым любопытством стали рассматривать друг друга. Первый мальчик с взлохмаченной головой, продолговатым веснушчатым лицом и серыми глазами носил козырьком назад потертую кожаную фуражку. На нем были темная грязная рубашка и такие же штаны в жирных пятнах. Став к Кешке вполоборота, не вынимая рук из карманов, он с пренебрежением процедил сквозь зубы:
— Как тебя звать по-блатному?
— А тебя как?
— Ворон, а настоящее имя — Ванька. Вороном прозвали за то, что я клевал таких ворон, как ты! — с небрежной важностью ответил тот, поводя худыми плечами.
Нужно заметить, что Ванька солгал, не моргнув глазом. Беспризорники прозвали его не Во́роном, а Вороной за то, что однажды он стоял «на-стреме» и «проворонил» приближение полицейского. Но сам себя он называл Вороном и с тех пор блуждал по белому свету с этим прозвищем.
Ворон видел, что имеет дело с новичком, и поэтому смотрел вызывающе.
— Ты что — мамкин сынок? — Он ловко сплюнул через щербатый зуб и сморщил курносый нос.
— А тебе зачем знать? — ответил Кешка.
— Как зачем? А чо на галерке кемаришь? Может ты, — шпиен?! — задиристым голоском вмешался в разговор до сих пор молчавший Корешок. — Не ходи больше на галерку! А то знаешь…