— То-то оно и есть — хозяйский. Сам жрет, а вас чесноком да сухой коркой кормит, чтобы не зажирели? Эх, ни в солдаты, ни в матросы!
Он посмотрел на висевший на подсошках закопченный котелок и продолжал:
— Ну, пасите пока. Уж скоро им отдавать концы. А если не захотят, так на абордаж возьмем. Силой заставим. Пусть улепетывают вместе с японцами да с американцами. В морской воде выкупаем. За границей пусть пресмыкаются. — Он опять окинул взглядом поляну и сбросил с толстой и короткой шеи муравья.
Кешка, разглядывая матроса, так и порывался потрогать гранату и якорь на ленточке, но не решался, — а вдруг скажет: «Чего лапаешь?»
— А как ты стал партизаном? — наконец выговорил он.
Моряк будто не слышал и спросил:
— А хозяин ваш часто приезжает на заимку?
— Та он, трястя его матери, таперича совсем не будет наведываться, — заговорил дед. — Скоро убежит… Опаску имеет супротив партизан.
— О чем же он говорит?
— При нас у хозяев не клеится беседа, — вмешался в разговор Кешка, сверкая глазами. — Болтают, мол, на базаре все дорого, мешок сеянки, говорят, большие деньги стоит. Товару в лавках мало. В Харбин хозяева бегут, — охотно делился он последними новостями. — Говорят про Колчака, про атамана Семенова да про американцев, япошек, что они плохо воюют с красными. Партизан давно, мол, нужно было выкинуть из сопок, а то скоро, говорят, все мосты повзрывают. Ездить, мол, можно только днем, а ночью — нет. И еще говорят, что японцам пришла подмога из Владивостока. Сейчас выгружаются в Никольске.
— Так, так. Подмога из-за моря пришла? — переспросил матрос. Он лихо тряхнул чубом. — А как тебя зовут, ни в солдаты, ни в матросы?
— Кешкой Башлыковым. А тебя как?
— Яков. Фамилия — Налетов! — ответил моряк. — Так ты, ни в солдаты, ни в матросы, спрашиваешь, как я стал партизаном?.. Служил в восемнадцатом году на, острове Русском на корабле «Бедовый». Видишь — ленточка на бескозырке? Ну, конечно, подняли мы красный флаг. Летом поехал в Никольск, а там в это время чехи заняли город. Нашим пришлось скрываться: кому в сопки, кому по хибаркам. Потом комитет большевиков собрал ребят из железнодорожных мастерских. Я там работать стал. Гляжу, значит, вышел седой братишка-мастеровой и говорит, что, дескать, мировая контра — Америка, Япония, Англия и прочие и прочие — помогают Колчаку, поганят нашу землю. Молодые парни по призыву большевиков должны идти в партизаны. А то, дескать, опять царя посадят на трон. Ясно? Я слушал, сидел, как на шиповнике. Думал: «Уж если падать, так с вороного коня!» Он еще махал свою речь, а я с места дал полный вперед: «Запиши в партизаны!» Меня дернули: «Пусть к концу подойдет». А я давай огрызаться: «Потом пусть пришвартовывается, а сейчас записывай! Что мешкаете? На приколе не хочу сидеть!» И к столу: «Запиши! Налетов — и баста. Да первым, смотри, запиши!»
— И сразу записали? — завистливо спросил Кешка.
— Обожди, ни в солдаты, ни в матросы! Это дело заковыристое, надо по порядку. Все зашумели. А товарищ, дай бог ему здоровья, и говорит: «Будешь слушаться командиров и не такой будешь горячий, то я велю записать тебя. Понятно?» Я обнял его и сказал, что воды не замучу.
Мальчик не сводил глаз с говорившего.
— Ну, мне пора! — Матрос быстро встал и по-морскому расставил ноги, точно на палубе корабля во время шторма.
Вскочил и пастушок, старательно одергивая рубаху, потом, кряхтя, поднялся старик. Мальчик с нескрываемой грустью следил, как партизан надел бескозырку, закинул за спину карабин и развалисто направился к коню.
— Возьми меня с собой, — тихо попросил Кешка.
— Это зачем? Кобыла — за делом, а лошонок — без дела. Ты еще мал.
— А если я партизанам хозяйских коров пригоню? Ведь мясо, поди, нужно? Верно, дедка? — набивался подпасок, а его глаза не переставали умолять: «Ну возьми, ну что тебе стоит?»
— Ты, парень, захватил бы таперича с собой несколько коровенок-то, — согласился и старик.
Моряк расплылся в улыбке.
— Никак нельзя. За этих коровенок, отец, мне взбучка будет, да и вам тоже. Пусть пасутся, набирают сил. На все свое время. У нас пока есть трофейные консервы. Ну, пока, папаша. Лихом не поминайте. Всего вам хорошего!
— Дай же восподь и партизанам, сынок, главное — здравия… Да дерись ядрено. Бей белых да микада японского. Нашим скажи, рот пусть не разевают. Враг-то хитер, — напутствовал старый пастух. — Я буду денно и нощно бога молить.
— Бог-то бог, да главное — сам не будь плох!.. Не подкачай! — кивнул головой партизан и повернулся к Кешке. — Ну, малец, подрастай, ни в солдаты, ни в матросы!