Он прошел боком, попятился и опять запел:
Ведьма не успела опомниться, как он снял шапку, обнажив взъерошенную голову, и стал просить за свои труды.
— У меня с собой денег нет. На, возьми бисквит, — женщина взяла в корзине у прислуги пряник и подала его беспризорнику.
Тот удивленно глянул на небольшой пряник, на обеих женщин и шмыгнул носом. «Подарила так подарила», — подумал он и бойко показал пальцем на прислугу:
— А за нее кто отдаст? Она тоже смотрела.
Хватовой сделалось неловко, она достала еще один пряник.
— А что нужно сказать? Забыл? — нахмурила брови прислуга.
Корешок подумал и, показывая рукой на стоявшего неподалеку Кешку, ответил:
— Дайте еще пряник, ему.
Женщины поторопились уйти.
Обрадованный успехом, Корешок подошел к пирожнику, считавшему выручку, и подмигнул:
— Земляк, дай денежку или пирожок!
— Какой я тебе земляк? Какая тебе денежка? Какой тебе пирожок? Сам скоро с торбой по миру пойду! Сегодня плохая выручка, — затараторил пирожник и перестал считать деньги. Он отвернулся от беспризорника и стал громко выкрикивать: — Пирожки горячие! С пылу-жару — гривенник за пару!..
Видя, что пирожник ничего не даст, Корешок подбежал к крестьянским саням и спросил:
— Землячка, почем сметана? Почем коко? Почем курица?
Крестьянка назвала цену. Тогда Корешок сунул два пальца в сметану, облизал их и пустился бежать, говоря:
— Твоя сметана невкусная.
— Ах ты, разбойник! Антихрист! — погрозила пальцем женщина удалявшемуся мальчику.
Корешок подбежал к Кешке, похвастался своей добычей и предложил оставить пряники для больного Ворона. Теперь надо было где-то достать денег. Мальчики посмотрели на группу японских и американских офицеров, которые о чем-то оживленно говорили между собой по-английски, но просить у них не решились и пошли шататься по базару.
Внешний вид беспризорников не внушал доверия окружающим. Особенно были начеку продавцы. Стоило — ребятам очутиться около прилавков, как хозяева сразу же настораживались. Они знали, что если зазеваются, то кусок колбасы или жареный цыпленок мигом исчезнет. «За этой шпаной смотри да смотри. У них руки вечно чешутся на чужое. Живо сопрут!» Так и теперь. Не успел Кешка приблизиться на три шага к ларьку, как между ним и прилавком появился хозяин и предостерегающе проговорил:
— Ну, проваливай, проваливай. Ишь, карманы нагрузил, как с ярмарки! Когда-то сам таким был. Сам смотрю, где бы стащить.
Как только мальчики отошли, продавец вернулся на свое место и зычно стал выкрикивать:
Раздобыть денег на базаре не удалось, и когда под звон колоколов верующие вереницей потянулись к кафедральному собору, Кешка и Корешок пошли за ними. Они подошли к порталу[12] мрачного пятиглавого храма, увенчанного позолоченными крестами. Здесь на каменной паперти, дрожа от холода, толпились и благоговейно крестились калеки, дети и женщины, старики с клюшками и просто бродяги с разных дорог.
— Давай мы тоже на паперти станем. Будем выпрашивать подаяние, — предложил Корешок.
— Тут будем до утра стоять. Ничего не выпросишь. Ишь, сколько нашего брата! — Кешка кивнул на толпу и подтолкнул товарища вперед. — Нужно идти прямо в церковь. Там тепло и, может, подвезет. С подноса украдем деньги. Для доктора надо раздобыть денег, обязательно надо раздобыть.
Мальчики обошли слепого, миновали непрестанно кланявшихся нищих женщин, прошли паперть и вошли в собор.
Собор был полон народу. Солдатки и вдовы оплакивали погибших на фронтах сыновей и мужей. Офицеры выпрашивали у господа-бога награды и чины. Купцы и крупные подрядчики просили увеличить доходы. Некоторые молящиеся стояли на коленях, смотрели на икону богоматери и усердно крестились, другие застыли в скорбных позах, наклонив головы набок, иные молча сменяли догоравшие свечи и, отойдя от подсвечника, что-то шептали, смотря на иконостас. В храме пахло елеем и ладаном.
Кешка глянул в ту сторону, где продавали свечи, на серебряный поднос с деньгами, и вздохнул. Он понял, что с этого блюда взять монеты будет трудно: уж больно высоко оно стояло. Особенно его страшил церковный староста, пристально смотревший за каждой рукой, тянувшейся к блюду. Кешка знал, что около попа, который исповедует, есть еще одно блюдо для сбора денег, и стал пробираться туда, ведя за руку озиравшегося Корешка.