Над крышами домов, на воротах появились кумачовые флаги. К партизанам из хибарок потянулся трудовой люд. Одни предлагали показать дорогу, другие выносили хлеб-соль на блюдах, разукрашенных домотканными полотенцами, а многим просто хотелось посмотреть на своих освободителей.
Кешку усадили в крытый санитарный фургон и вместе с другими ранеными отвезли в партизанский госпиталь, под который в крепостном районе был отведен флигель.
— На что жалуешься, сынок? — принимая Кешку, спросил пожилой партизанский врач.
— Ни на что.
— Значит здоров?
— Угу!
— Как аппетит?
Мальчик пожал плечами и приподнял брови:
— Не знаю.
— Ну, когда ешь, то терпежу хватает? Или один кусок хлеба заталкиваешь в рот, а другой уже держишь наготове?
Беспризорник улыбнулся.
— Ясно. То-то ты такой бледный и худой. Краше в гроб кладут. А волосы какие! Хоть косы заплетай. А шея! Как у быка… хвост! Давай-ка разденься до пояса. — Врач нагнулся над столом и стал что-то записывать.
Кешка тем временем снял штаны и конфузливо стоял, ожидая, чтобы как можно скорей кончился осмотр.
Доктор кончил писать, повернулся на табуретке к мальчику и удивленно приподнял брови:
— Зачем ты штаны снял?
— А вы сказали — до пояса.
— До пояса, это значит снять рубашку, а ты штаны. Надень их и сними рубашку.
Кешка покраснел, быстро надел штаны и снял порванную грязную рубашку.
— Подыши, сынок. Еще. Так-так. А ну-ка теперь задержи дыхание.
Кешка прикрыл рукой рот, а носом продолжал дышать.
— Эх ты, сынок, сынок. Руку-то опусти. Набери побольше воздуха и не дыши, как будто бы ты нырнул в воду. Так-так, молодец.
Доктор долго слушал Кешку, крутил его во все стороны, наконец распорядился, поворачиваясь к сестре милосердия:
— У него пока ничего нет угрожающего. Он просто ослаб. Завтра при обходе я его еще раз посмотрю. — Врач повернулся к Кешке. — Поправим тебя, сынок. А теперь иди мыться в ванну и подстригись. Это нужно было сделать сначала, но так уж меня просил наш Сидорыч за тебя.
— Я не пойду мыться.
— Почему?
— Когда ноги моешь, так цыпки болят на ногах.
Врач заставил мальчика снять ботинки и ахнул:
— Ах ты, боже мой! Да они у тебя все в цыпках… Ты что их, не мыл полгода, что ли?
Кешка окончательно смутился и нехотя пошел за сестрой милосердия в ванную комнату.
3
— Что это, ни в солдаты, ни в матросы, за порядки?! — услышал Кешка, когда после ванны, чистый и остриженный, очутился на пороге своей палаты, и от радости чуть было не крикнул: «Матрос!» — Наши контру громят, а я буду по госпиталям шляться?! Уж если падать, так с вороного коня. Не буду же я тут с сестрами милосердия воевать! Братишки будут контру глушить во Владивостоке, а я буду на веслах портянки сушить?! — продолжал возмущаться Налетов, придерживая руку, перевязанную бинтом. — Нашли кого на якорь ставить.
— Они должны тебя сами опять в отряд взять, — успокаивал матроса сосед по кровати.
— Э-э! Возьмут, как же! А это что? — матрос показал на перевязанную руку.
Кешка от радости глазам своим не верил. Он сперва стоял у порога, затем потихоньку продвинулся по проходу к кровати Налетова, не сводя с него глаз.
Яков, услышав шаги, повернулся в сторону мальчика.
— Ты что так смотришь, ни в солдаты?.. — матрос запнулся, потом, широко улыбнувшись, протянул Кешке здоровую руку. Кешка обхватил партизана за шею, и они расцеловались.
— Ты как тут очутился?
Мальчик сел на кровать Налетова и стал рассказывать, как он попал в контрразведку и как оказался в госпитале. Друзья долго беседовали. И Кешка, конечно, стал проситься в партизанский отряд. Когда Налетов сказал, что попросит за него, сердце Кешки вспыхнуло от новой радости. Он заерзал на кровати и подался к матросу.
— И Леньку, и Корешка, ладно? Они тоже помогали. Попроси, дядя Яша, командира, а?
Партизан ответил не сразу, он что-то обдумывал, а потом хлопнул мальчика по плечу.
— Ладно. Только за них будем просить вместе с тобой. Я ведь их не знаю, ни в солдаты, ни в матросы.
4
Прошло несколько дней.
В ветреное утро на гражданском кладбище у могилы Ваньки стали в почетный караул младшие командиры первого взвода партизанского отряда.
На холмик земли, под которым был похоронен Ванька, партизаны положили венок с надписью: