В конце концов Антуан приходит в себя и одаривает нас натянутой улыбкой.
— Тебя тоже пригласили на бранч к Мишелю?
Лукас возвращается на мою сторону.
— К сожалению.
— Помните, что Мишель — главная причина, по которой будет проводиться голосование, а значит, это приглашение должно что-то доказать.
Мы оба киваем, понимая всю серьезность ситуации.
— Я знаю. — Отвечает Лукас.
— Вам двоим придется играть роль. Вы не можете вести себя так, как сейчас. Я вижу вас насквозь.
Я чувствую дискомфорт от его слов, задаваясь вопросом, действительно ли это так очевидно. Лукас пересаживается рядом со мной, избегая смотреть в глаза Антуану.
Мы с Лукасом обмениваемся взглядами, молча признавая правоту слов Антуана. Мы оба знаем, что поставлено на карту, и не можем позволить личным проблемам встать на пути.
Антуан продолжает:
— Я знаю, что это нелегко, но ради бизнеса мы должны выступить единым фронтом. Мишель проницательный бизнесмен, и он воспользуется любой слабостью, которую увидит.
Лукас кивает в знак согласия, и я добавляю:
— Мы сделаем все возможное.
Антуан улыбается, в его глаза возвращается тепло.
— Я знаю, что ты сделаешь. Я верю в тебя.
Его взгляд переходит на Лукаса.
— А ты, мой мальчик, должен доказать всем, что достоин возглавить эту компанию, что у тебя есть все необходимое, чтобы продолжить мое наследие. Помни, кто терпелив, тот добивается.
Лукас решительно кивает.
— Я знаю, Аmmo. Я не подведу тебя.
Антуан улыбается нам.
— Хорошо. А теперь давайте не будем больше на этом зацикливаться. Нам есть что праздновать сегодня. Давайте наслаждаться.
И разговор переходит на более легкие темы.
Мы смотрим, как солнце садится за море, знаменуя окончание нашего визита. Антуан крепко обнимает меня и шепчет:
— Будь терпелива с Лукасом, — он делает паузу и смотрит на Лукаса, его глаза полны беспокойства, — он может показаться упрямым, но в глубине души он хороший человек.
Я киваю. Мы прощаемся с Антуаном и возвращаемся к машине.
— Ты в порядке? — Спрашиваю я, беспокоясь за него.
Лукас смотрит на меня с пустым выражением лица:
— Я в порядке.
Очевидно, что он все еще обижен на меня, но я думаю, что, увидев Антуана таким уставшим, он осознал всю серьезность ситуации, в которой оказался.
Мы в ней находимся.
Это заставляет тебя понять, что мелкие ссоры не имеют значения — кто первый скажет «извини», тот и виноват.
Я набираюсь смелости и начинаю разговор, пытаясь принести извинения.
— Итак, по поводу вчерашнего... — Начинаю я.
— Леора, я сейчас не в настроении спорить.
Его слова режут меня насквозь, и в животе завязывается узел. Он смотрит на меня, его глаза суровы и черны. В любой другой день я бы уклонилась от такого сурового взгляда. Я бы почувствовала себя маленькой и отруганной, но не сегодня.
— Я не это хотела сделать. — Успокаиваю я его, все еще пытаясь протянуть руку.
Темнота в его глазах сменяется усталостью, а на губах появляется маленькая утешительная улыбка.
— Мы можем поговорить об этом завтра?
— Конечно. — Шепотом произношу я и поворачиваюсь к окну, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами, чувствуя в груди укол сожаления.
Мне следовало просто держать рот на замке.
Тишину нарушает только тихое гудение мотора машины и стук моего сердца, бьющегося в ушах.
Так продолжается до тех пор, пока мы не подъезжаем к его дому.
Тишина похожа на чистый холст, и я жду, когда он наполнит его красками и смыслом.
Когда мы добираемся до пентхауса, даже страх перед лифтом не может заполнить пространство.
Каждое невысказанное слово словно груз давит на грудь, медленно удушая меня.
— Спокойной ночи, Леора.
Лукас нарушает тишину, но за этим ничего не следует, так как он идет к своей комнате, а я, как и в прошлый вечер, стою в коридоре.
Звук закрывающейся двери заставляет меня подпрыгнуть.
Как будто закрытие двери — это знак препинания в конце неловкого и неудобного разговора, который так и не состоялся.
Когда я лежу в постели, глядя в потолок, в моей голове проносятся мысли о том, что я могла бы сделать по-другому.
Может быть, если бы я просто промолчала, или если бы я извинилась вчера... Но теперь уже слишком поздно, и я не могу избавиться от страха, что это напряжение сохранится до конца года.
Ночь проходит медленно, а тяжесть на груди никак не проходит.
Я ворочаюсь и ворочаюсь, не в силах найти удобное положение, пока, наконец, первые лучи рассвета не начинают пробиваться сквозь окно.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ЛЕОРА
Для сегодняшнего бранча с очень нехорошим и ненадежным Мишелем я надеваю очаровательный белый сарафан Zimmerman с вышивкой и пышными рукавами, а в пару к нему — светло-бежевые босоножки Saint Laurent.
Я смотрю на себя в зеркало и любуюсь своим нарядом. Он выглядит утонченно и элегантно; мои волосы собраны в хвост, а макияж легкий.
Благодаря загару, немного румян и туши для ресниц мне очень идут.
Понравится ли ему это?
Эта мысль приходит мне в голову, но я стараюсь отогнать ее.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь напомнить себе, что главное — это то, что я думаю, а сегодня я выгляжу великолепно.
Прежде чем уйти, я беру свой любимый аксессуар — сумку.
Сумок в шкафу не мало, и я выбираю сумку Saint Laurent Mini Cassandra, которая идеально подходит к моим туфлям.
Я надеваю солнцезащитные очки, но не успеваю выйти, как слышу тихий стук в дверь.
Открываю дверь, и передо мной предстает безупречно красивый мужчина в белой льняной рубашке и бежевых чиносах.
Лукас дополняет образ подходящими туфлями-лодочками, а очки Ray-Bans заправлены в воротник рубашки и излучают чувство утонченного стиля.
Он медленно окидывает меня взглядом, и в его глазах читается одобрение.
Однако тон его голоса отрывист.
— Давай покончим с этим бранчем.
— Кто-то проснулся не с той стороны кровати. — Бормочу я себе под нос.
— Прости?
Лукас вскидывает бровь, уловив мое недовольное замечание.
Я отвечаю фальшивой улыбкой, притворяясь невинной.
— О, ничего, муж.
Лукас кривит уголок рта от моего саркастического тона, но предпочитает не вступать в разговор. Небрежным жестом он направляется к лифту.
Пока мы ждем прибытия лифта, нагнетание тишины становится слишком сильным, и я не могу удержаться, чтобы не промолвить:
— Так что, весь оставшийся год будет таким же неловким?
Лукас смотрит на меня, и выражение его лица меняется на смущенное.
— Что, прости?
Поняв, что он ничего не понял, я продолжаю:
— Я спросила, собираешься ли ты и дальше молчать и говорить со мной только тогда, когда тебе нужно?
Он отвечает быстро, его тон резок:
— Я не собираюсь молчать.
— Нет, это так.