– Я отпустил тебя, Ребекка, но только на время.
Нет, он не посмеет! Он не совершит такую подлость, усугубив ее вину за обман Амоса, родителей, Селии, разрушив ее налаженное, привычное существование от восхода до заката, от одного празднования Рождества Христова до следующего Рождества в новом году. Он не заставит ее безрассудно броситься в бурную реку жизни с ее многочисленными стремнинами и водоворотами. Уже поздно было бежать и разыскивать Амоса, чтобы, предавая Селию, объяснять мистеру Уэллсу недоразумение с подменой ленточек, – оставалось только надеяться, что Рори пришел сюда просто как зритель и если он вступит в торг, кто-нибудь одержит над ним верх. В конце концов, сколько может быть денег в кармане у наемного работника конюшни?
У Рори денег было достаточно. С тех пор как он перестал тратить их на игру и выпивку и раздавать шлюхам. Оставалась в неприкосновенности часть призовых долларов, помещенных предусмотрительным Януарием в банк, и из жалованья Дженсона за работу в конюшне он истратил лишь какую-то мелочь.
Целую неделю он держался вдалеке от Ребекки, работая с утра до ночи. Дженсон поручил ему готовить призовых лошадей для скачек в Рено. Рори хотел оправдать надежды хозяина и довел себя до изнеможения. По ночам он не мог уснуть от усталости в своей душной комнатке над конюшней и грезил о Ребекке.
Только вчера Дженсон щедро расплатился с ним, и он проскакал за ночь весь путь до Рено туда и обратно, чтобы купить там подходящую для праздника одежду, истратив большую часть денег на самую элегантную из всех предложенных ему шляп. Он долго обдумывал, как ему одеться в этот день. Он хотел выглядеть настоящим жителем Запада, но не похожим на глупых ковбоев, которые на празднике потеют в одежде, годной лишь для маскарада.
Ждет ли его Ребекка? Он терялся в догадках. С ней нельзя ни в чем быть уверенным. Они, как планеты, вращались по разным орбитам. Его страсть к этой девушке пугала самого Рори и одновременно притягивала. Может быть, испуг победит страсть? Впервые в жизни Рори сомневался в победе. Уверенность в себе всегда давала ему преимущество в боксерских поединках и вообще в жизни. Без этой самоуверенности он давно бы сгинул, пропал как ничтожная букашка на бескрайних просторах Америки. А вот теперь он ощутил дрожь в коленках. Но его вызывающая поза ничем не выдавала его неуверенности.
Продажа корзинок проходила на аукционе в быстром темпе. Преимущественно покупатели знали, что покупают, и парочки быстро удалялись с жаркого пятачка в тенистую глубь парка. Девушки взвизгивали от радости, когда джентльмены выкрикивали приличные цены за их корзинки. Все шло как по маслу. Цена каждой не превышала половины «орла», то есть пяти долларов. Дьякон Райт тоже был доволен. Прошлогодний аукцион дал гораздо меньшую прибыль для церкви.
Корзинка Селии с бледно-розовой лентой продавалась перед корзинкой Ребекки. Старый Вилл Райт объявил обычную начальную цену в полдоллара. Ребекка и Селия нарочно в этот момент завязали беседу с Медди Придс, делая вид, что их совсем не касаются эти торги. Амос Уэллс, дотоле невидимый, дождался, когда двое – ковбой с выцветшей от солнца шевелюрой и бандитского вида малый из салуна – вздули цену до семидесяти пяти центов, поднял руку и звучным голосом заправского политика перекрыл шум толпы:
– Золотой «орел».
Это означало десятку.
– Я тут же умру, если он прогневается, – шепнула Селия Ребекке, вспотевшая от переживаний, с лицом гораздо более розовым, чем лента на ее корзинке.
Ее волнение было понятно. Толпа вокруг ахнула и замерла. Амос приобрел корзинку с бледно-розовой лентой, и Селия направилась к нему словно королева, идущая на эшафот.
Дьякон Райт между тем продолжал исполнять свои обязанности. Корзинка Ребекки была поднята в воздух его рукой, и стандартная цена в полдоллара была громко провозглашена. После психологического удара, нанесенного Амосом Уэллсом, выложившим десять долларов за корзинку с ленчем, публика еще не успела прийти в себя. Кто-то робко надбавил пять центов, кто-то еще пять. И тут из задних рядов прозвучал ясный четкий голос Рори Мадигана:
– Два «орла»!
Он вытащил две монеты из нагрудного кармана и показал их всем. Они победно сверкнули в солнечном луче.
Никто из присутствующих не стал перебивать его цену.
5
По толпе уже раз прокатился изумленный ропот, когда Амос Уэллс выкрикнул свою цену, но это было ничто по сравнению со штормом, разразившимся после вмешательства Рори Мадигана в торги. Сначала раздался вздох удивления, затем пронесся шум, а потом наступило гробовое молчание, когда он, разрезая расступившуюся публику как величавый фрегат океанскую волну, прошел к столику дьякона Райта, вручил ему деньги и забрал корзинку.
– Кто это? – спросил один клерк железнодорожной компании у другого клерка.
– Это тот самый чертов боксер, что побил нашего Кира Уортона.
– Попрыгунчик? Я на него ставил, – проговорился клерк и тут же смущенно побагровел. Будучи жителем Уэлсвилла, он не должен был бы поддерживать чужака в сражении с местным кумиром.
Для Рори все эти люди как бы не существовали. Он отыскал взглядом Ребекку в стайке девушек, жмущихся друг к другу в сторонке. Он поднял корзинку высоко над головой в шутливом приветствии и не торопясь вернулся на свое прежнее место. Аукцион между тем продолжался.
Худая, иссохшая Эрнестина Карпентер, первая леди-сплетница Уэлсвилла, протолкалась, энергично работая локтями, к Ребекке и прошептала ей на ухо таким громким шепотом, что его можно было услышать даже на озере Тахо:
– Это ирландский боксер, что сейчас работает конюхом у Дженсона. Он папист, чтобы ты знала! Твой папа не одобрит его ухаживание за тобой.
– Ребекка не знала, что ее корзинку купит этот прощелыга, – защитила Ребекку одна из девушек, но сама Ребекка была ни жива ни мертва.
– А как он узнал, что корзинка именно ее? – допытывалась Эрнестина с дотошностью филадельфийского адвоката. Ей никто не ответил, что усугубило ее раздраженное любопытство.
Аукцион завершился. Мужчины и девушки расходились парами. Ребекка увидела, как Амос Уэллс, держа под руку Селию Хант, издали поклонился ей. Что таилось за этим простым поклоном? Селия выглядела испуганной и несчастной рядом с Амосом. Она собралась с духом и пролепетала:
– Вы меня поразили, мистер Уэллс. Я польщена тем, что вы так много уплатили за мою корзинку. Но эта сумма, разумеется, пойдет на благотворительность. Не так ли, мистер Уэллс?
Мамаша Селии не зря давала дочери уроки светской беседы.
Амос посмотрел на пухлую ручку Селии, потом на корзинку с бледно-розовой ленточкой. Как Селия Хант вцепилась в него, как она приникла к нему всем телом! Жаль, но эта девица не вызывала в нем никаких ответных эмоций. А Ребекка?
Ребекка смотрела на него как на пустое место. Амос без труда догадался, что за путаницей с цветом ленточек кроется глупый девичий заговор. Но идти на поводу у девчонок он не намерен. Он своего добьется.
Внешне спокойный и галантный, Амос вел Селию в глубь парка, пугая ее, однако, своим непроницаемым видом и молчанием.
Рори не торопился подхватить Ребекку и уединиться с ней в укромном уголке поедать купленный за такую дорогую цену ленч. Рори понимал, что все вокруг сгорают от любопытства – знал ли он заранее, какая из девушек является хозяйкой купленной им корзинки? Ему доставляло удовольствие наблюдать за Ребеккой на расстоянии, за ее трепетным одиночеством среди толпы. Он хотел помочь ей сохранить лицо, притвориться, что вызвавшая всеобщий ажиотаж крупная ставка ирландца была для нее неожиданностью.
Она сама подошла к нему, тихо и покорно, словно завоеванная в средневековом сражении пленница, и, указав на корзинку с едой, сказала просто:
– Боюсь, что вы переплатили за жареного цыпленка и за дьявольски крепкий домашний напиток. Так у нас в семье его и называют – «дьявольское зелье».
– Дьявольский напиток, изготовленный дочерью священнослужителя! – Он взмахнул перед ней шляпой, как кавалер времен Стюартов.