Юная дикарка показала чужеземцам дорогу к лагуне, где в лучах пламенеющего заката покачивалась на волнах пропавшая римская галера.
— Смотрите-ка, — весело крикнул варвар своим спутникам, — проклятый демон не соврал: галера на месте! Если еще и гребцы остались живы, то, клянусь богами, у нас есть команда, чтобы бороздить моря и промышлять твоим любимым делом, Брут. Скажи-ка мне, откуда родом те рабы, что были прикованы к веслам?
— Из разных стран, — усмехнувшись, ответил бритт. — Есть среди них галлы и иудеи, кимвры и иберы; есть твои братья-фракийцы, и даже парочка латинян, отправленных на галеры за долги. Но я бы особенно отметил двух пунийцев — потомков основателей Карфагена. У этих мореплавание в крови, так что, мне думается, у нас получится вывести корабль в открытое море.
Пока бритт говорил, они подошли к самому берегу. Волны бились о ближайшие скалы и, шипя, накатывали на песчаный пляж. Галера дожидалась хозяев в каком-то полете стрелы от них, и люди принялись строить плот, на котором собирались добраться до судна: валявшиеся поблизости деревья очистили от сучьев и связали их вместе длинными лианами.
Вскоре плот был готов, и римляне немедля взобрались на него. Однако фракиец не спешил присоединиться к ним. Стоя на берегу, у самого прибоя, Бесс неожиданно обратился к девушке:
— Ты говорила, что женщинам нельзя появляться в храме Бхагала, что он карает ослушавшихся, но вошла туда. Сражаясь с черным колоссом, я видел… нет, я ощутил тебя там. Почему ты рискнула вмешаться?
— Я не могла дать тебе умереть, — ответила девушка. — Даже если пришлось бы умереть самой…
Бесс нежно взял ее за подбородок.
— Венари, я знаю, что обязан тебе жизнью, и хотел бы отплатить за это, если вообще чем-то можно вознаградить твой поступок. Но более всего… я не хочу с тобой расставаться. Кровью богов клянусь, я не встречал за свою жизнь девушки прекрасней! Пойдем со мной, и ты увидишь Большой Мир, который скрывал от тебя Зену и его приспешники. Ты будешь одеваться в финикийский пурпур, пить фалернское вино и есть на египетском золоте, увидишь дальние страны, прекрасные города с высокими башнями и белокаменными храмами. Я сделаю так, что ты никогда не пожалеешь, что покинула этот остров. Решайся же!
Девушка смотрела вниз, себе под ноги, и отвечала туманно:
— Воин из Большого Мира убил земное воплощение Того, Кто Всегда Возвращается. Зену мертв. Баал-Гор умирает…
Потом взглянула снизу вверх широко распахнутыми очами в глаза фракийцу и вновь разомкнула губы, чтобы сказать:
— Я верю тебе, Бесс. Мне неведомы дороги судьбы, но, пока в моей груди бьется сердце, знай: Венари будет счастлива идти за тобой, куда бы ты ни шел.
Бесс ликующе рассмеялся, заключил ее в крепкие объятия и не выпускал до тех пор, пока не послышался раздраженный голос Брута:
— Эй, фракиец, мы идем грабить имперские корабли или тебя здесь оставить?!
НОЧЬ ДЕМОНА
1. Художник
Ночь над Нилом таила в себе нечто страшное и мистическое. Нечто темное и запредельное, гибельное и неподвластное человеческому разуму. Деметрий всем своим нутром чувствовал, что черное небо и могильная тишина над Великой Рекой служили укрытием для какого-то неведомого ужаса, из тех, которыми с незапамятных времен полнилась эта мистическая страна с ее сфинксами и гробницами, мумифицированными людьми и мумифицированными животными, тайными ритуалами и древними богами.
Деметрий нервно передернул плечами и глубоко вздохнул. Ни за что на свете не вышел бы он добровольно из своей небольшой, но худо-бедно обустроенной хижины в ночь, к тому же так далеко от города. Но было дело, возложенное на него людьми, которых он никак не мог подвести. Ни при каких обстоятельствах. Ибо узы братства александрийских контрабандистов были куда прочнее оков суеверного страха, стискивавших его сердце. Ведь все эти слухи и легенды о ночных чудовищах вполне могли оказаться именно что слухами и легендами, а вот за неповиновение Кассандру Меченому… да, за это его ждала самая что ни на есть суровая и беспощадная кара. Так что выбор у Деметрия был невелик. Выбора у него, можно сказать, попросту не было никакого.
Процедив сквозь зубы краткое, но забористое ругательство, Деметрий стеганул лошадь вдоль спины, и тележка со скрипом покатила по пустой дороге дальше, в ночь, мимо плодородных полей, разбитых в дельте Великой Реки — хлебной житницы всей необъятной Империи.
С детства обладал Деметрий чрезвычайно живым воображением, и сейчас оно играло против него самого: в каждом шорохе ему слышались приглушенные голоса, за каждым придорожным камнем мерещились тени страшилищ, под каждым кустом чудились голодные хищные глаза.
Но в повседневной жизни воображение было для него счастливым даром, ибо амфоры с его росписями на мифические сюжеты, с богами, героями и чудовищами, раскупались богачами что горячие пирожки в базарный день. Этот дар принес Деметрию, рожденному рабом, вольную от бывшего хозяина. И благодаря этому же дару, не иначе, Деметрий, простой ремесленник-вольноотпущенник и внешностью совсем не Аполлон, добился благосклонности от танцовщицы Нофрет — прекраснейшей девушки во всем ремесленном квартале Александрии. Во всяком случае, сам он до сих пор не понимал, что же она в нем всё-таки нашла, и в браке чувствовал себя счастливейшим из смертных.
Однако тот же дар, будь он неладен, поспособствовал еще одному крутому повороту в его судьбе.
По своим делам Деметрию часто приходилось ездить в город и из города с повозкой, полной амфор и пифосов, заготовленных под роспись или уже расписанных для заказчиков. Так что с годами стража на воротах стала пропускать всем известного талантливого ремесленника без досмотра. Ну а александрийские контрабандисты, скупавшие награбленное у многочисленных пиратов Лазурного моря, быстро обратили на это внимание и взяли его в оборот. С тех пор Деметрию приходилось перевозить в своей тележке, помимо ваз для росписи, еще и контрабандный товар, а бывало что и черную казну этих ребят. Уклониться от сотрудничества или, упаси боги, украсть сколько-нибудь из этих денег Деметрий и в мыслях не держал: главарь контрабандистов, Кассандр по прозванию Меченый, имел славу человека обстоятельного по части взыскания долгов и не терпящего предательства. Однако и кое-какая прибыль с этого дела имелась. С каждой такой ходки Деметрий исправно получал свою долю, что позволило ему, уплачивая с основного дохода все налоги и пошлины, достичь, в конце концов, приличного достатка и не думать какое-то время о том, где добыть монету на новый наряд или украшение для молодой жены.
Но долго так продолжаться не могло. Деметрию порядком надоело каждый раз трястись от страха оказаться схваченным властями или быть прирезанным соперниками Меченого. А тут еще на днях он узнал от Нофрет счастливую весть, что станет отцом, и перемены стали просто необходимы… Поскорее бы сделать дело, получить причитающееся, взять с собой жену, да с первым кораблем убраться из этих жутких краев. Начать новую жизнь, поселиться на каком-нибудь острове, зарабатывать вазописью, растить детей и забыть об унизительном страхе перед всеми этими опасностями — вот о чем думал Деметрий по дороге. Только где там: контрабандисты с их связями достанут его и со дна Гадеса. Стараясь избавиться от этих хмурых мыслей, он стал думать об ожерелье, которое присмотрел у Антефа-мастера для своей Нофрет: не какие-то стекляшки, а настоящий ювелирный шедевр из золотистой бронзы и янтаря. То-то она обрадуется, когда он преподнесет ей драгоценность, купленную на Кассандрово вознаграждение!
Вдруг огромная черная тень прочертила небо, издав лишь приглушенный шорох крыльев, рассекающих влажный ночной воздух словно острые клинки. Пролетела черная молния и скрылась за эвкалиптовым деревом, даже ветви не качнулись — вот как это выглядело. Нечто большое и крылатое, не поддающееся описанию.
1
[1]