С Нузирисом римлянина судьба свела еще в молодости, в дни противостояния Октавиана и Антония, заключившего союз с царицей Египта, Клеопатрой. Легион, в котором служил в ту пору Гай Полибий, одним из первых был переброшен на северное побережье Африки, чтобы разбить войска Антония и Клеопатры в решающем сражении.
Тогда-то и прибился к когорте Полибия этот странный египтянин с бездонно-черными глазами и загадочной, темной душой. В отличие от большинства голодных и перепуганных беженцев из Александрии, этот человек держался горделиво и величественно, утверждал, что происходит из древнего рода магов и жрецов Города Мертвых. Говорил, будто многие годы служил при дворе, но был брошен ко львам за то, что напророчил царице скорую смерть от укуса ядовитой змеи. Однако, рассказывал египтянин, благодаря тайным заклинаниям хищники его не тронули, и смертный приговор царица сменила на пожизненное изгнание. Легионеры смеялись, потешаясь над эдакой диковинкой. Смеялся и Полибий. Но из любви к экзотике приютил колдуна в своем походном шатре, делил с ним хлеб и вино и время от времени развлекался беседами с чудаком. Тот всё рассказывал о своем могуществе, о связи с великими богами, о том, что ему известны дороги будущего, тайные тропы жизни и смерти… Ну не смех ли?
Однако настал день, когда Гай прекратил смеяться над Нузирисом. Случилось это, когда на подходе к стенам занятого Клеопатрой города в легионе разразилась эпидемия. То ли непривычный климат так подорвал здоровье солдат, то ли вражеские лазутчики подсыпали что-то им в воду или пищу, а только корчились легионеры Октавиана в страшных муках день и ночь. Были нередки смертельные случаи. Не уберегся от заразы и Гай Полибий. И вот, когда несчастный римлянин стонал от боли и метался на постели в бреду, неотступно следовавший за ним на протяжении всего похода Нузирис проявил силу своего магического дара. Гай не знал, да и не стремился когда-либо узнать, что за древние ритуалы творил над ним загадочный египтянин; но всего за два дня больной полностью излечился от лихорадки. А днем позже, после того, как Октавиан победителем вошел в город, легионы облетела весть о смерти Клеопатры. Царица покончила с собой, опустив руку в корзину с ядовитыми змеями. Таким образом, пророчество Нузириса сбылось.
После этого отношение Гая к колдуну резко переменилось. Вернувшись со службы в родную Капую, он все время держал египтянина при себе, внимательно прислушиваясь к его советам. Так, последовав указаниям Нузириса, он сумел собрать и преумножить добытые в походе богатства, вложил деньги в гладиаторскую школу и добился немалого веса в обществе, получив славу самого успешного ланисты города.
Взамен же маг просил совсем немного: всего лишь возможность творить ритуалы в честь своих богов. Для этого Гай выделил ему подземелье под своим городским особняком, сам же туда и носа не показывал: пусть творит, что пожелает, капуанцу до этого не было никакого дела. Имелись у египтянина и другие просьбы, странные, но не составляющие особых хлопот. Он просил, чтобы тела мертвых рабов-гладиаторов сразу же после боев приносили к нему в подземелье. Иногда даже сам ходил в амфитеатр и тайно скупал у надсмотрщиков отрубленные части тел. На все вопросы бормотал в ответ что-то о ритуалах Города Мертвых и магии черных племен далекого Юга. Полибию от всего этого становилось не по себе, однако он решил не вмешиваться: лишь бы маг оставался при нем.
И вот однажды колдун предъявил хозяину плод своих многолетних трудов — Неистребимого. Это уже позднее Гай назвал его так для арены, потому что имя, которое дал ему Нузирис, невозможно было произнести, не сломав язык. Египтянин говорил, что смешал древние практики жрецов Города Мертвых с какими-то обрядами колдунов диких племен Африки. Говорил, что создал непобедимого воина — существо из частей тел сильнейших бойцов, сшитых воедино, — и вдохнул в него жизнь, заключив с древними богами тайное соглашение. Гай не слишком вдавался во всю эту мороку, но очень быстро извлек для себя выгоду, испытав колдовское существо в амфитеатре. Оказалось, что это — идеальная машина для убийства. Что и требовалось толпе зевак, собирающейся поглазеть на гладиаторские бои. Потустороннее существо с экзотической внешностью и необычной манерой драться очень скоро стало всеми любимым чемпионом Капуи. Кроме того, руками Неистребимого Гай Полибий принялся устранять своих главных конкурентов, врагов и просто нежелательных людей, надежно укрепив свое положение в городе. Слухи о каре богов, Полночной Смерти Капуи, пугливым шепотом расползались по улицам и домам патрициев, а дом Полибия всё продолжал возвышаться над прочими…
— Дарога нет, — вывел ланисту из воспоминаний низкий голос раба-каппадокийца, одного из четырех, что несли господский паланкин.
— Что значит "нет"? — не понял капуанец и, костеря бестолковых носильщиков, так толком и не выучивших язык латинян, отодвинул полог и посмотрел, что творится впереди.
А впереди путь ему преграждала толпа, собравшаяся у дома, в который он как раз направлялся. Все страшно галдели, причитали и бормотали какую-то околесицу о гневе богов и молнии Юпитера. Основная масса толкалась у ворот во двор, задние ряды напирали на передние, любопытно вытягивали шеи и напрягали глаза, пытаясь что-то рассмотреть.
Не желая ждать, пока народ расступится, Полибий в ярости велел опустить паланкин наземь, вышел из него и, раздавая тычки и проклятья, проложил себе путь прямиком сквозь толпу. Протиснувшись, наконец, через неимоверное скопление народа, ланиста вошел во двор. И обомлел: двое рабов выносили из внутренних покоев погруженное на носилки тело человека, закутанного в черные одеяния. Капуанец спешно подошел к ним, откинул скрывавшее лицо покрывало… и в ужасе отпрянул. Остекленевшими черными опалами невидящих глаз на него смотрело лицо Нузириса — застывшая маска смерти и леденящего ужаса. Египтянин был мертв.
Капуанский ланиста Гай Полибий протяжно застонал.
Только сейчас он вспомнил, как верный маг говорил ему, что заключая соглашение с древними богами и вдыхая жизнь в неживое тело, он препоручает свою собственную жизнь их воле. И поэтому, если падет Неистребимый, то в тот же миг смерть постигнет и его создателя, ибо одной нитью связаны они. Тогда Гай ему не поверил. Когда фракиец на арене растоптал скарабея, в сердце ланисты закралось смутное сомнение. Теперь же капуанцу казалось, что где-то рядом витают бесчисленные тени неведомых демонов в поисках человеческих душ.
И тогда истошный вопль безумия огласил маленький дворик римского особняка в богатом квартале Тримонтиума.
Остров крылатого идола
1. Кровь на песке
Отгорел рассвет и, вступив в свои права, новый день солнечными лучами осветил величественные кроны гигантских деревьев. Летний ветерок, прошелестев меж пушистых ветвей, тронул легкой рябью зеркальные воды бегущего среди трав ручья и устремился вдаль, обдувая скалистые утесы серых отрогов гор, нерушимой стеной возвышавшихся на востоке.
Внезапно, в лесу, меж стволами деревьев, замелькало человеческое тело. Миг, и из чащи, оглядываясь на ходу, выбежал мужчина. Он был абсолютно обнажен, если не считать набедренной повязки на чреслах и широких медных браслетов на запястьях. Грудь, тяжело вздымавшуюся от бега, крест-накрест перехватывали широкие кожаные ремни, крепящие к спине мужчины ножны с тяжелым, прямым двуручным мечом.
Высокого, выше четырех локтей, роста и могучего телосложения, бегущий однако не производил впечатления грузного и неповоротливого. Скорее наоборот: в каждом его движении сквозила легкость и грация охотящейся пантеры.
Отбежав локтей на тридцать от опушки, он оглянулся и, откинув со лба прядь длинных, черных как смоль волос, вгляделся в зеленую чащу. Наконец, его серые как сталь глаза сурово сверкнули, что-то усмотрев, и тут же из леса выскочили семеро вооруженных мечами воинов, облаченных в панцири и туники преторианской гвардии. На головах у преследователей были легкие стальные шлемы, скрывавшие светлые локоны волос.