- Это разве музыка, меха одни возмущения надувают, не то играют гармонисты, и куда убежали хулиганы твои? - спрашивает кум побаштима, - закажи мне самую жалостливую мелодию и верни обратно бандитов, я с ними лично по очереди разбираться буду!
Все столы, длинное восхищение протянули: - О...оо!.. Вот это да, даёт осеменитель! - настоящий кум, такого поискать и бесконечно удерживать надо.
- Пусть все расступятся, а ты с помайчмой в середине зала рученицу передо мной играйте, - повелевает кум, и лицо мрачное, вроде как коршуны клекочут над головой.
Паша замешкался, прикусил губу, скулы ужаты, желваки играют:
- Рафаил Савич, тут другая неувязка выявляется, хуже прежней, без твоего отвлечения ни уладить, выйди на минутку времени...
Рафаил Савич встал, вельветовую шляпу гладит, и ещё больше дуется, прохлада на дворе. Идёт и мычит, видно, что не перестаёт гневиться на побащтима, разогревает состояние.
- Что такое, вернулись преступники твои?..
Паша оглянул двор. Два ещё непьяных друга курят, дымят разговором; в загоне скучал не попавший на стол гусь - хлопал крыльями, в хлеву блеют осиротелые овцы, ...и никого больше. Он ухватил Рафаила за длинную шею, поволок за хлев. В огороде грудами сушь тусклая припухала; в копну серебряной травы гордыню кума прислонил Паша. Шляпа упала, смял ногой.
- Что?! Как? Я, яя... - Рафаил Савич проглотил возмущение, сильный удар в сплетение забил дыхание, утонул кум в ворохе разнотравья, ещё удары: по скулам, в глаз, ...и кум окончательно сник, потерялся в стогу, запах запревших отрубей влез в хлев, и овцы снова заблеяли. Паша зубами открыл бутылку с водкой, набирает полный рот и будто духами обрызгивает кума, как в парикмахерской - пахучим спиртом освежат. Спёртым выдохом вредил куму состояние, брызгал, пока не извлёк безразличие. Протёр смятым испачканным вельветом впившееся в сено приунывшее лицо; жалостливо приговаривает:
- Ничего Рафаилушка, не страшно, каким-то ты свежим сделался, образ как после парной бани, ну прямо светец, для портрета на доску почёта годишься.
Рафаил действительно приходил в себя, восстановил дыхание, присмирел; похоже, успокоительную таблетку проглотил. Паша обнял его, идут, шатаются, будто вётлы из стога выползли, словно жених и невеста, любовь в потёмках поймали.
... А женщины давно всполошились, кум с побаштимом пропали - обижают свадьбу! Ищут, не находят. У плетня столкнулись.
- Деки вы исчезли? - спросила взволнованная помайчма, и все женщины тоже заголосили. - Деки... деки, куды пропали?..
Паша двумя средними пальцами уколол горло:
- Стошнило немного..., а кум мне тоже придружил, так удобнее от лишней пищи отрекаться. Мы для приличия подальше в огород, за скирду ушли.
...Вместе, толпою ввалили в гридницу, Паша тут же прокричал:
- Куму ве-се-ло!
- И нам весело!.. - вторит свадьба давно сложенное признание, гремит весельем гридница.
Сидят рядом кум с женихом, молчат словно немые. Ресницы инеем покрыты, глаза холодны как полынья в ледяном озере, обидой и таской наполнены. Участь такая неудержимая им выпала.
А на дворе снова тени переплетаются, народ нарядный вышел хоро крутить, разминают ступни, морозец осени не ощущается. Далеко голосит событие радостное. Гремит топот - распирает душу музыка.
- Что там?.. Полночь перевалила.
- Свадьбу бессарабскую играют.