Впервые мы встретились с ней три года назад в столовой газеты, в которой я работал и до сих пор работаю. Ей как раз пообещали репортаж о каких-то польских активистах охраны исторических памятников. В то время она, бросив учебу, гонялась за разными мелкими журналистскими заданиями и не имела постоянного места работы. Не знаю, известно ли вам, как в редакциях смотрят на «свободных журналистов»: никак. Во всяком случае, свысока. Хотя у Аманды была назначена встреча с начальством, какая-то секретарша нахамила ей, и настроение у нее было соответствующее. В нашу столовую она зашла только потому, что там можно было довольно дешево пообедать. Я бы, вероятно, не обратил на нее внимания, если бы за ее столик не сел самый заядлый бабник нашей редакции. Я тоже сел за ее столик, то ли потому, что хотел насолить этому донжуану, то ли потому, что ее блузка была такого необычного зеленого цвета, а может, просто не было других свободных мест — теперь я уже не помню.
Она была холодна с Пиклером — так звали этого красавчика, — и меня это радовало. Но со мной она была еще холодней и неприветливей. Те два-три мимолетных взгляда, которые мне посчастливилось поймать на себе, говорили одно: даже не пытайся. Каждый раз, вспоминая это, я спрашиваю себя: неужели она вышла замуж за человека, который с самого начала был ей неприятен? Тогда ее резкость мне скорее импонировала, я уподобился ослу, который идет вперед только потому, что его дергают за хвост. Это подозрение — что я ей антипатичен, в лучшем случае безразличен — с самого начала не давало мне покоя. Конечно же, какие-то причины выйти за меня замуж у нее были. Во всяком случае не любовь. Может быть, на нее произвело впечатление то, что я мог сто пятьдесят раз отжаться от пола, а может, то, что за мной увивалось несколько хорошеньких женщин. Может, ей просто надоело бегать по редакциям в роли докучливого просителя. Видите ли, мое жалованье стало первым регулярным источником дохода в ее жизни.
Пару недель назад, после того как она сходила к своему адвокату, я спросил ее, зачем она вышла за меня замуж. Она ответила, что уже не помнит. Вероятно, потому, что ожидала чего-то, чего так и не дождалась. Единственное, что она может сказать с определенностью, — это то, что на тернистом пути превращения в сказочного принца я застрял в самом начале, не сделав и двух-трех шагов. Иногда она выражается довольно витиевато. Я, игнорировав насмешку, спросил, каким же она представляет себе сказочного принца. Другой на моем месте и сам бы принялся иронизировать, а я — нет, я хотел во всем разобраться. И знаете, чего я добился? Она расхохоталась, как будто я сказал какую-нибудь глупость, и заявила, что сразу же после развода составит для меня список главных качеств сказочного принца, он может пригодиться моей будущей жене. А пока мне следует усвоить, что далеко не каждая безмозглая, бесчувственная тряпка может претендовать на роль сказочного принца. Как я уже говорил, ее речь иногда отличается склонностью к внешним эффектам.
Через полгода после нашей первой встречи в столовой газеты мы поженились. Моя первая в жизни и, как я тогда полагал, единственная свадьба представлялась мне лучезарным праздником с горами цветов и поздравительных телеграмм, с множеством весело пирующих гостей, которые произносят тосты, желают нам счастья и напиваются допьяна. А как все выглядело на самом деле? В Бюро записи актов гражданского состояния мы заполнили и подписали какой-то формуляр, потом предприняли тщетную попытку пообедать в отеле «Ундер ден Линден», где для нас не нашлось столика, отправились домой и закусили тем, что случайно оказалось в холодильнике. На этом все и закончилось. Аманда не захотела праздника. Она сказала, что, кроме одной подруги, некой Люси, о которой мне еще предстоит вам рассказать, не знает никого, с кем бы ей хотелось отпраздновать свою свадьбу, а приглашать моих друзей и коллег значит провести этот памятный день с совершенно чужими и к тому же скучнейшими людьми, каких себе только можно вообразить.