Рудольф не знал, принадлежит ли она к числу идейных вдохновителей своей группы. Однажды вечером, когда она вернулась с очередного собрания, он сказал, что всегда радуется ее возвращению — в квартире с ее приходом так чудесно пахнет ладаном. Луиза ответила, что подобные высказывания свидетельствуют о серьезных пробелах в его образовании, ему бы следовало знать, что собрания проходят в лютеранской церкви, а не у преданных государству католиков. Он не знал этого и весело принял к сведению ее сообщение. За ужином, когда он уже приготовился слушать ее рассказ, она вдруг смутилась. Ей предстоит исполнить неприятную миссию, сказала она, за которую он ее, конечно, проклянет, но она никак не могла отказаться. Лили, эта глупая болтливая сорока, не удержалась и рассказала другим, кто у нее, у Луизы, муж (она специально употребила это слово, зная, что ему это всегда приятно). И вот ей поручили пригласить его на чтения с последующей дискуссией у них в церкви. Она извлекла из сумочки письмо с официальным приглашением от пастора. Глубокоуважаемый господин автор, сказала она, речь идет об официальном мероприятии, на которое еще предстоит получить разрешение властей, но это чистая формальность.
Ему не оставалось ничего другого, как согласиться. В дурном настроении он пришел в переполненную церковь (что ж, подумал он, хоть это хорошо, хотя бы многочисленная публика) и прочел несколько фрагментов из романа, который Луиза в свое время назвала «склочным» (и который давно уже был опубликован на Западе и имел определенный — хоть и далеко не грандиозный — успех). Он отобрал пассажи, не ставшие поводом для ее критики: элегическое описание вечера, проведенного двумя братьями с женщиной, которую они оба любили, и впечатления от поездки в один захолустный чахлый городишко. Луиза сидела в первом ряду, между Лили и пастором; он после каждой фразы, казавшейся ему особенно аппетитной или неотразимой, старался поймать ее взгляд, и у него было ощущение, что она слушает его не без удовольствия. Публика внимала ему молча, без каких бы то ни было реакций, без смеха в тех немногих местах, где он был возможен, без тех не поддающихся определению, почти неуловимых звуков, сигнализирующих о восхищении. Хотя он ни разу не услышал ни перешептывания, ни шорохов, ни скрипов, к концу чтения у него все же сложилось впечатление ослабевающего интереса (я сам это не раз испытывал и никогда не мог объяснить, из чего складывалось это впечатление).
Аплодисменты были краткими и более чем сдержанными. Одна только Лили вся сияла от восторга. Рудольфу хотелось задушить ее: она в своем никем не разделяемом экстатическом упоении хлопала до тех пор, пока Луиза не толкнула ее локтем. Было ясно, что большинство слушателей ожидали совсем другого чтения, что им не хватало как раз тех мест, которые Рудольф опустил. Пастор сел рядом с Рудольфом. Дождавшись, когда часть слушателей покинула помещение и в церкви вновь воцарилась тишина, он спросил, нет ли желающих обратиться к гостю с вопросами. Возникла мучительно-неловкая пауза, во время которой Рудольф не отрывал глаз от Луизы (не в поисках поддержки, а в напоминание о том, что ответственность за все происходящее лежит не на нем, а на ней). Когда пастор уже шепотом предложил ему после окончания мероприятия перейти в другое помещение и побеседовать в более узком кругу, за бокалом вина, слово попросила какая-то женщина. Она полагала, начала она, что идет не на обыкновенные литературные чтения, а на политическое мероприятие. И теперь она не то чтобы разочарована, но немало удивлена: она все же пришла сюда, чтобы услышать совершенно другие вещи. Так что, пожалуй, это можно назвать и разочарованием. Когда мы отправляемся кататься на лыжах с гор, мы ведь не радуемся теплой погоде, хотя теплая погода сама по себе — тоже замечательная штука. Все присутствующие знают, что уважаемый гость писал и гораздо более резкие вещи, именно из-за них и были запрещены его книги. Большинство участников сегодняшнего мероприятия пришли для того, чтобы послушать и обсудить именно такую прозу. Хотелось бы знать, что его побудило прочесть такой безобидный текст — ведь не могло же это быть простой случайностью?