— Ты не хочешь объяснить мне, почему так расстроена? — Спросил Пенн, когда лифт закрылся за нами, и он выпустил Тотла из спальни.
— Я не расстроена. — Тотл обежал вокруг моих ног, и я взяла его на руки, пока он не успокоился.
Пенн только приподнял бровь.
— Я в замешательстве. Я не знаю... кто ты есть на самом деле. Я не знаю, кто ты и что всем вам от меня нужно.
— Что нам от тебя нужно? Зачем нам что-то от тебя хотеть?
Я покачала головой и отвернулась.
— Я — благотворительность или проект, или что-то в этом роде. В любом случае я просто хочу знать, что из себя представляю в ваших глазах. Я не хочу снова оказаться в ситуации, когда тебе придется лгать, кто я и чем занимаюсь. — Я резко обернулась. — Я не стыжусь того, чем зарабатываю на жизнь.
— Ты и не должна стыдиться.
— Тогда почему ты не сказал правды?
— Это не имеет никакого отношения к твоей работе, а только к Томасу и Кэмдену. Мы ненавидим Кэмден, я с Льюисом не особенно любим Томаса. Они оба смотрят свысока на всех, кого считают ниже себя.
— Значит, я ниже их? — Я опустила Тотла на пол и отошла от Пенна. Его квартира была невероятной, но я едва могла насладиться обстановкой, так как мой гнев усилился.
— Я не говорил, что думаю так, — осторожно заявил он, следуя за мной.
— Тогда в чем же дело? Я что, благотворительность? Проект Кэтрин? Так кто же я?
Пенн сунул руки в карманы и спокойно посмотрел на меня.
— Для меня ты не являешься ни тем, ни другим. Мне нравится твое общество. Я хотел бы продолжать наслаждаться им.
— Кто отец Кэтрин?
Глаза Пенн расширились, а затем он быстро пришел в себя.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я хочу знать.
— Это очень своеобразный вопрос. Почему ты спрашиваешь?
Я не знала почему. Я и не собиралась спрашивать, само вырвалось. Я хотела выяснить не манипулировала ли Адди мной так же, как все остальные.
— Просто ответь мне, Пенн.
— Хорошо. Отец Кэтрин сидит в тюрьме. Его зовут Бродерик Ван Пелт.
— Подожди... что?
— Он сидит в тюрьме за мошенничество. Они потеряли все, когда он пошел ко дну. Единственное, к чему правительство не могло наложить руку, к ее трастовому фонду и квартире.
— Вау.
— И именно поэтому она с Кэмденом. Он нам не нравится, но у него есть деньги, а у нее — имя. Вместе они хорошо смотрятся на бумаге. Но он ужасен так же, как и их отношения.
— Господи. Я даже не могу себе представить, как можно выйти замуж за человека не по любви. Брак ради имени и денег. Это кажется таким архаичным.
— Да, — подтвердил он. — А теперь... кто рассказал тебе о Кэтрин?
— Я встретила женщину в туалете. Адди.
— О боже, — простонал Пенн. — Адди была там?
— Да. Она сказала, что вы используете и манипулируете мной.
Пенн тяжело вздохнул.
— Это очень похоже на Адди.
— Почему?
— Мы поссорились еще в старших классах. Она была с нами, в команде, а потом у нас появился друг, который бросил школу. Она обвинила нас в этом и ушла. Мы были искренними и дружелюбными к нему и к ней, но она все еще винит нас.
— Разве ее обвинения не оправданы?
Пенн пожал плечами.
— Не думаю. Но, как ни странно, это совпало с огромным разрывом Адди и Льюиса после того, как они встречались почти всю свою жизнь.
— О, — прошептала я.
— Ты так быстро поверила все, что говорят о нас, так легко.
— Прошлый опыт имеет тенденцию сливаться с настоящим. И вообще, что это было за дерьмо про тебя и Кэтрин?
— Какое? — спросил он, делая шаг ближе. Он стоял так близко, что наше дыхание смешивалось. — Ты что, ревнуешь?
— Нет, — прорычала я.
Хотя, да. Определенно.
— Тебе станет легче, если я скажу, что между мной и Кэтрин ничего нет?
— Мне все равно, — солгала я. Его рука скользнула вверх по моей руке к плечу, а затем в идеальную прическу супермодели.
— Лгунья.
— Ты ничего обо мне не знаешь, Пенн Кенсингтон.
— Я знаю, что сейчас ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал.
— А что подумает Кэтрин?
— Мне наплевать. Я ничего не чувствую к Кэтрин. Ничего. — Его голубые глаза уверенно смотрели на меня. — Я знаю ее всю свою жизнь. Если бы я хотел быть с ней раньше, то мог бы. Но она мне не нужна. Я хочу тебя.
— Меня?
Он кивнул.
Его большой палец скользнул по моей нижней губе, испарив все мои возражения, которые были. Глаза сами собой закрылись, дыхание стало прерывистым. Тепло разлилось по моей нижней половине тела. Я тоже хотела его. Черт, было намного легче с этим согласиться, чем я думала. Последние три недели напоминали медленную пытку, я так отчаянно хотела его, хотя знала, что не должна хотеть.