— Я ничего плохого не делаю. Просто хотел поговорить с Натали.
— Я не хочу с тобой разговаривать. Так что... уходи.
— Отлично, — сплюнул он. — Когда ты наконец придешь в себя и перестанешь вести себя так, будто я плохой парень, позвони мне, чтобы мы могли во всем разобраться.
Мои глаза округлились от шока на его слова. Он что бредит. У меня были сомнения относительно действий Пенна во всем этом, но у меня не было никаких сомнений относительно Льюиса. Тот факт, что он включил меня в черный список, просто поставил все точки над «i».
Льюис еще раз выпятил подбородок и вышел за дверь. Я закрыла дверь на замок. У меня дрожали руки. Самоуверенность, которую я показывала в этой конфронтации, испарилась. Осталась только я. Женщина, которой предстояло справиться со всем этим дерьмом. Которая прилетела домой в Чарльстон и всю неделю плакала на диване у Эми, поедая замороженный крем.
Мои силы исчезли, я почувствовала себя такой слабой. Прижалась спиной к двери и соскользнула вниз, уронив голову на колени.
— О боже, — выдохнула я.
Рыдание сотрясало плечи. С тех пор как я приехала в город, старалась держать себя в руках. Как только я решила, что заставлю всех заплатить за то, что они совершили. Но существовала разница между местью, подпитывающей мое сердце, и хрупкой реальностью общения с человеком, в которого я была влюблена. Увидеть его настоящего, каким он был на самом деле, услышать, что он не считает, что сделал что-то неправильно. Я была для него очередной навязчивой идеей, которую он хотел получить. И теперь, когда он не мог меня заполучить, впал в отчаяние. Сначала разрушил мою карьеру, а теперь собирался все исправить, пытаясь компенсировать ту боль. Это похоже на бред… на грани безумие.
Пенн опустился на колени передо мной. Его рука скользнула поверх моей и сжалась.
— Эй.
Я не двигалась, ненавидя это чувство. Даже больше, чем ненавидя, ненавидя так глубоко, как темную яму, в которую я упала головой вниз, когда узнала о досье Льюиса. Зияющая тьма манила опять, как только Кэтрин раскрыла мое имя. Чернильно-черная, окутывающая, зовущая к себе, как только моя карьера писателя оказалась закончена.
Я стала такой уязвимой.
А это гораздо, гораздо худшее чувство, чем ярость.
— Натали, посмотри на меня.
Я отрицательно покачала головой.
Его пальцы пробежались по распущенным прядям моих серебристых волос прежде, чем он поднял мой подбородок. Совсем не так, как вчера, совсем не похоже на его командные прикосновения, когда он изучал меня прошлой ночью, прежде чем заняться сексом. Его прикосновение было почти до боли нежным. Словно другого мужчины, не Бога секса, которым он был в спальне.
— Он не заслуживает твоих слез, — сказал он. Затем смахнул предательские слезы с моих щек.
— Я не о нем плачу, — наконец пробормотала я. — Не о нем.
Он склонил голову набок, его голубые глаза задавали беззвучный вопрос, который он никогда не озвучивал.
— Ненавижу встречаться с ним. Ненавижу, что он манипулировал мной, заставив испытывать к нему чувства, хотя это была ложь. И это не в первый раз, — многозначительно сказала я. — И все же я снова попалась на эту удочку. Я наивно, глупо думала, что смогу быть одной ногой в обоих мирах. Что смогу быть богемной, дикой, мечтательной Натали, бесцельно спотыкаясь в этом мире Верхнего Ист-Сайда с большими глазами лани. Думала, что видела уже худшее в этом мире. Казалось, что знаю все, на что способно это общество. И что каким-то волшебным образом я смогу быть и тем и другим. Но ты оказался прав. Я не могу.
Пенн нахмурился.
— Мне не нравится, что я оказался прав.
— Да, конечно, но ты был прав. Эти две вещи не совместимы. С таким же успехом они могли бы существовать в разных вселенных. И как только я по-настоящему осознала это, как только все стены рухнули, я поняла всю правду. Я не могу играть по своим правилам, потому что с ними я проигрываю, а в Верхнем Ист-Сайде существуют совершенно другие правила.
Его взгляд не отрываясь смотрел мне в глаза, по моим щекам текли реки слез. Я оплакивала свою потерю прямо у него на глазах.
— Так что, как видишь, мои слезы не по Льюису. А по тому человеку, которым я была раньше, как приехала в это город. Я оплакиваю потерю той части меня, которая придает мне необходимые силы, чтобы противостоять ему. Чтобы жить в этом мире.
— Почему ты хочешь жить в этом мире? — серьезно спросил Пенн. Раньше он мне задавал совсем другой вопрос. Раньше он говорил, что я не хочу, что я сошла с ума, раз желаю жить в этом обществе. Теперь он спрашивал с любопытством. Будто впервые увидел правду в моих глазах, не только мой гнев.