Отец поднялся на ноги в тот момент, когда я отвлекся на убийство его кузена, и с вызовом зарычал, собираясь нанести мне новый удар. Я вырвал ледяное копье из груди Игнатиуса и с яростным криком бросил его в него, заставив того отпрыгнуть в сторону и послать в меня инферно из огня и воздуха.
Я упал на колени, защищаясь льдом и стиснув зубы, так как купол магии, который держал, раскалывался и трескался под натиском его силы, а мой взгляд был прикован к мутным очертаниям его тела, которые виднелись сквозь лед.
— Прячешься от меня, мальчик? — издевался он, точно так же, как раньше издевался над Ксавьером, который пытался избегать его, когда тот приходил домой. Но я никогда не прятался. Я всегда шел прямо к нему с высоко поднятым подбородком, даже когда знал, что меня будут бить, или когда у него на уме был какой-то жестокий и необычный метод заставить меня бороться со своими страхами. Я противостоял ему, как Фейри, точно так же, как я противостою ему сейчас.
— Просто наслаждаюсь моментом, — отозвался я, погружая пальцы в грязь и захватывая влагу, которую обнаружил там, после чего послал ее вверх и наружу из земли под ним в виде серии острых как бритва шипов.
Отец застонал от боли, когда они пронзили его, его атака застопорилась и дала мне время отбросить щит.
Темная и опасная улыбка озарила мои губы, когда я увидел перед собой обугленный скелет Игнатиуса — его тело сгорело в огненной магии моего отца. Его кости были выложены как подношение, и слова темной магии, которой обучал меня Лэнс, готовясь к этому дню, зазвучали на моих губах, когда я взял в ладонь бедренную кость и провел по ней пальцами хорошо отработанными движениями.
— Chiedo al buio di disturbare questo corpo dalla pace e di mettere la sua magia nel mio sangue26, - вздохнул я. Сила этих слов заставила дрожь пробежать по всему моему телу, и я резко вдохнул, когда магия, хранящаяся в кости, высвободилась.
Кость начала светиться силой, которая была заперта в ней, когда я применил темную магию, желая присвоить ее себе. Мои мышцы напряглись от силы этих слов, и колючие лозы потянулись из кости, обвиваясь вокруг моих пальцев и вонзаясь в кожу, когда чужеродное ощущение его магии земли проникло внутрь моего тела.
Мне было охуеть как больно, когда я впитывал чужеродное ощущение элемента земли, словно эти шипы пробивали себе путь через каждую вену в моем теле и разрывали их, отчаянно пытаясь найти выход наружу.
Отец с ревом бросился на меня, его кулаки были покрыты огнем, когда я выронил кость и успел снова покрыть свою кожу золотой чешуей, прежде чем он успел нанести удар.
Хруст его кулака, встретившегося с моей челюстью, сменился ревом, вырвавшимся из моих губ, когда покрытые шипами лианы вырвались обратно из моего тела, позолоченного огнем моего Дракона, и оторвали его от меня с такой силой, что его отбросило вниз по склону.
Я пустился в погоню, давая ему возможность увидеть, во что он превратил меня, пока тот боролся, пытаясь сжечь лозы, освободившись от тела, а украденная магия продолжала метаться в моем теле.
Мы столкнулись еще раз, в яростном столкновении кулаков, магии и ненависти, от которого трещали кости и струилась кровь, а весь склон холма содрогался под мощью нашей силы.
Отец испуганно вскрикнул, когда мне удалось зацепить лианы за его горло, пламя обожгло его, так как он снова не смог пройти сквозь огнеупорную шкуру моего Дракона, в то время как золотая чешуя покрывала мою плоть.
Я бросился на него сверху, тьма клубилась на моей коже, я ударил его кулаком в лицо и крепче сжал шипы на его горле, его губы посинели, а глаза расширились от ужаса, когда он наконец увидел во мне свою смерть, и это было так чертовски приятно, что я хотел уже реветь о своей победе до небес.
Но как только я убедился, что он у меня в руках, темная магия, которую я применил, сгорела, моя власть над украденным Элементом земли ослабла, а лианы, которые душили его, стали хрупкими, а затем и полностью распались. Я рванулся вперед, крепко обхватив его шею руками, обнажив зубы и придавив его к себе, борясь с отчаянием, которое соответствовало бешеному ритму моего сердца. Но едва я уверился в своей победе, как отец достал из складок плаща клинок из солнечной стали, полоснул им по моему боку и заставил меня отшатнуться от него, когда хлынула кровь и опасный металл разрезал меня.