Абуэла схватилась за ручку задней двери и с тревогой посмотрела на меня, судорожно качая головой.
— Он всего лишь ребенок!
Ее страх заставил мои ладони вспотеть, а в горле встать кому, когда Алехандро завел машину и поехал по дорожке в лес.
— Подожди! — кричала она, оставляя позади нас, но он не слушал, и мои руки начали дрожать, пока Алехандро углублялся в темный лес, граничащий с нашей землей.
— Д-дядя Алехандро? — заикался я. — Я хочу обратно.
— Назад дороги нет. Ты должен стать настоящей Нимфой. Ты должен впустить в себя ее влияние, и тогда, возможно, ты станешь тем, кем эта семья сможет гордиться.
Я замолчал, размышляя об этом. Я очень хотел, чтобы моя семья гордилась мной. Я всегда разочаровывал маму, а Алехандро я вообще не нравился. Мой отец никогда не обращал на меня внимания, но, возможно, обратил бы, если бы он мог гордиться мной.
Машина тряслась по дорожке, вокруг нас сгущалась темнота, закрывая почти весь дневной свет, пока мы направлялись в сторону рабочего сарая Алехандро. Мне не разрешалось здесь находиться, но однажды я все же пришел и посмотрел. Только раз. Поскольку я услышал скребущий, грохочущий звук, который мне не понравился, исходящий из его сарая, и я убежал и больше никогда не приходил в лес.
Теперь мы снова направлялись к нему, я вспомнил эти звуки, и ужас скрутил мои внутренности. Я не хочу входить в его рабочий сарай. Я не хочу видеть, что там находится.
Дорожка вскоре пошла вверх по холму, ведущему к сараю, и ближе к вершине холма деревья поредели, открывая широкое открытое пространство, на котором стояло деревянное строение, лишь тень под умирающим солнцем. Ручка двери была сделана из костей, на ней был выгравирован череп с двумя впалыми глазами, которые намекали о чудовищах, скрывающихся за этой дверью.
Алехандро вышел из машины и открыл дверь рядом со мной, но я не сдвинулся с места. Я не могу. Я замерз и испугался, и просто хотел вернуться домой, в объятия своей бабушки.
— Выходи, — рявкнул Алехандро, но я покачал головой в яростном отказе.
Он залез в машину, вцепился рукой в мою футболку и вытащил меня из машины, не оставляя никакого выбора, пока тащил к сараю.
— Пожалуйста, — попытался я, мой голос был настолько тихим, что едва долетал до него. — Я не хочу туда идти.
Изнутри донесся лязг цепей и стон, от которого у меня по позвоночнику пробежала дрожь.
Алехандро положил руку мне на плечо, не обращая внимания на мои мольбы, подвел меня к двери и отпер ее, прижав ладонь к поверхности. Он толкнул дверь внутрь, и темнота встретила нас звуком, похожим на скулеж.
Я вглядывался в темноту, мои губы разошлись, когда я увидел там девочку-подростка, связанную и закованную в цепи, но потом мой желудок перевернулся, и я попытался убежать, увидев два окровавленных обрубка на месте ее рук.
Но дядя крепко схватил меня, затолкал в сарай и заставил опуститься на колени перед ней. Ей заткнули рот, ее глаза были страшными и большими, а светлые волосы рассыпались по плечам.
Я попятился назад, пытаясь убежать, но налетел на ноги Алехандро, когда он захлопнул за нами дверь и включил свет. Единственная лампочка над нами отбрасывала на ее лицо резкие тени, зато теперь я отчетливо видел ее зеленые глаза, и от увиденной в них паники мне захотелось бежать и не останавливаться.
Алехандро прошел мимо меня, направляясь к задней части сарая, где на стене висела череда инструментов, и у меня свело желудок, когда заметил бесчисленные пятна засохшей крови на бетонном полу, что указывало на то, что девочка была не первой, кто приходил сюда.
— Я хочу, чтобы ты превратил свою правую руку в щуп, Диего, — непринужденно проинструктировал Алехандро, словно мы не находились в сарае для убийц из сериала ужасов, но мне удалось встать на ноги и дойти до двери, подергать ручку и выяснить, что она крепко заперта.
Я развернулся, прижался спиной к дереву и уставился на лежащую на полу девушку, молящую о пощаде через кляп. Я хотел найти ключ, который освободит ее, выпустит из этого сарая. Но больше всего мне хотелось бежать, бежать и ещё раз бежать, пока ноги не сотрутся в кровь, и я не смогу преодолеть расстояние между мной и моим страшным дядей.
— Делай, что я говорю, Диего, — прошипел он, и я сделал это, глядя на дрожащую правую руку и превращая ее в длинный, похожий на дерево щуп моего вида. Я научился перекидываться в пять лет, и знаю, для чего нужны мои щупы. Мама рассказывала, что однажды, если я не стану ими пользоваться, то начну болеть. Настолько, что в конце концов умру. Хотя иногда кажется, что она хочет, чтобы так случилось.