Я не стал сдерживаться, просто схватил ее за светлые волосы и потянул к себе на колени, уронив поднос вместе с моим напитком. В баре было тихо, если не считать звона разбитого стекла на кафельном полу, лишь несколько покорных шлюх суетились на танцполе, да несколько извращенных пар играли в свои игры в кабинках. Они повернулись, чтобы посмотреть, каждая пара глаз в этом месте искала зрелища, но я даже не заметил, просто сосредоточил свое внимание на шлюхе на моих коленях.
Ее поза была для меня, а не для зрителей.
— Прими, — прорычал я, и девка покорно захныкала. Она знала.
Мои ладони были твердыми и тяжелыми, я скользнул ими под ее мини-юбку и шлепнул несколько раз, довольно болезненными ударами, прежде чем потянул ткань и сорвал с нее трусики. Ее ягодицы уже порозовели и просили еще, и я дал это. Шлепал ее, и мои движения были пронизаны яростью, а сам сосредоточил взгляд на ее светлых волосах, почти не обращая внимание ни на что другое. Илэйн. Ее бедра были бледными, словно просили о мучениях. И я доставил их. Ее киска была влажной и умоляла о моих пальцах. И я сделал это.
Я растягивал ее до тех пор, пока она не напряглась и на начала шипеть проклятия, а затем вошел в нее кулаком по костяшки. Я заставил ее задыхаться и корчиться, извиваться животом на твердой выпуклости в моих штанах.
Илэйн.
Я хотел Илэйн. Я представлял себе мою маленькую белокурую игрушку Константин, закованную в цепи и принимающую мою ярость. Представлял ее истерзанные ею самой бедра — это было ничто по сравнению с теми мучениями и красивыми кружевными узорами на ее плоти, которые я мог бы нарисовать своим хлыстом и плетью.
Я продолжал растягивать и шлепать девушку на коленях, впитывая вид ее светлых волос вокруг моих пальцев. Да, ей было больно, но, блядь, ей это нравилось. И моей хорошенькой сучке Илэйн это тоже понравится — маленькая мазохистская куколка с красивыми испуганными глазами.
Я щелкал по клитору шлюхи, которая извивалась на моих коленях, тяжело дыша, сводя ее с ума, пока та не застонала. Потом остановился. Я закончил с ее удовольствием.
Затем заставил ее опуститься на колени, ее волосы все еще были накручены на мою руку, когда я расстегнул ремень, желая освобождения, прежде чем причинить ей еще больше боли.
Но нет.
Глаза, смотревшие на меня, не принадлежали Илэйн Константин.
Дрожь ее губ не была страхом Константин.
Мой член напрягся, но не хотел женщину, сидящую у моих ног. У меня потекли слюни, но не из-за девушки, готовой отдаться мне.
Я оттолкнул ее от себя, оставив задыхающейся на полу, не обращая внимания на осколки стекла, лежащие там. Она поморщилась от того, что один кусочек порезал ей палец. К счастью для нее только один.
— Еще минеральной воды, — рявкнул я, а она несколько секунд еще поерзала, переводя дыхание.
— Да, сэр. Конечно, сэр. Извините, что уронила Ваш напиток, мистер Морелли, сэр.
Она не пыталась возражать мне. Никто здесь никогда этого не сделал бы.
Разбитое стекло у моих ног напомнило мне о грохоте кружек на полу в той дыре, называемой квартирой, когда Илэйн слетела с катушек. Я чувствовал этот запах. Ее запах. Ее вкус.
Блядь, это была она, она, она. Всегда она, она, она, пронзающая мое непристойное сознание.
Я выпил минеральную воду, когда ее принесли, изо всех сил стараясь сосредоточиться на людях в комнате вокруг меня. Точнее, на их действиях. Я пытался сфокусироваться на свисте хлыстов и воплях боли вокруг. Пытался смотреть на сабмиссивов, закованных в цепи, и почувствовать хотя бы дрожь желания от того, что они корчатся в агонии в моих руках.
Но нет. Нет, нет, нет, черт возьми.
Перед моими глазами стояла только одна белокурая сучка, которую мне хотелось заковать в цепи. Звенел только один женский плач, который я хотел услышать.
Я был человеком, который всегда брал от жизни то, что хотел, и когда хотел. И не знал ничего, кроме собственного успеха, чего бы мне это ни стоило. Я взбирался на любую гору, какой бы высокой или крутой она ни была, каким бы дерьмовым и трудным ни был этот подъем.
Хотел взобраться на Илэйн Константин и разорвать ее на части на спуске.
Я хотел владеть ей. Причинить ей боль. Уничтожить ее.
Эта драгоценная женщина принадлежала мне. Мне нужно было увидеть ее снова. Скоро.