Ш-ш-ш. Секреты.
Наша семья была выстроена на секретах. Секретах и лжи.
Просто при виде него у меня появлялась дрожь. Он кивнул мне, занимая место рядом с мамой, и я почувствовала, как мое лицо напряглось. Кокаин кричал мне новую песню, умоляя… умоляя…
На нем был смокинг с темно-синим галстуком-бабочкой, брови казались густыми и уже с проседью. Он оставался привлекательным, хотя и быстро старел. Я лишь мечтала, чтобы тот старел намного быстрее и попрощался со мной навсегда.
Я даже подумывала о том, чтобы бросить свои попытки и позволить себе дозу кокаина, но Харриет взяла меня за руку под столом еще до того, как я дернулась. Ее глаза произносили больше, чем могли бы слова. Она покачала головой, совсем слегка, но я сделала вдох, заставляя саму себя остаться на месте.
У меня едва была секунда, чтобы собраться, прежде чем я услышала голос мамы с ледяной интонацией, достаточной тихий, чтобы слышал только наш стол.
— Рада видеть, что ты хоть где-то все-таки осчастливила нас своим присутствием, Илэйн.
— Я была занята, — произнесла я, молясь, чтобы мероприятие началось как можно скорее, и она перестала гнобить меня.
Ее мысли легко читались. Она думала, что я — позорница-наркоманка, и мечтала, чтобы я наконец-то оставила их и где-нибудь тихонечко умерла, чтобы больше не позорила честное имя нашей семьи. В этом была вся моя мать: она намеривалась сохранить блестящее мерцание семьи Константин, несмотря на грязные методы. Для нее это было важнее, чем каждый из нас.
Я не смела перевести взгляд на Лионеля, поскольку он так сильно напоминал мне отвратительную поношенную версию моего отца, собственно, как и всегда. Меня всегда тошнило от этого, особенно когда позволяла мыслям о нем пробраться к себе в голову.
Пожалуйста, дядя Лионель. Нет. Нет. Не впускай их. Не дай им причинить мне боль.
Я неотрывно наблюдала за остальными за столом и мужчиной, который занял место на сцене. Мне хотелось наслаждаться происходящим. Хотелось наслаждаться мероприятием и хотя бы на один вечер избавиться от пагубного пристрастия. Хотелось любить людей вокруг и поверить, хотя бы на один вечер, что они по-настоящему любят меня в ответ. Меня, а не мой блеск, который все видели снаружи.
Список лотов, выставленных на аукцион, ничем не отличался от привычного. Платья, дизайнерские показы, бриллианты и жемчуг. Отпуск на самых крутых мировых курортах и персональный трек от одного из самых популярных певцов.
Люди с наслаждением встречали лоты. Моя мать несколько раз поднимала руку, улыбаясь словно фея Драже, когда ей удавалось победить.
— Для тебя, — сказала она Лионелю, когда выкупила поездку в Лондонский будуарный отель.
— Какая же невестка мне досталась свыше, — произнес он с ослепительным блеском в глазах. — Каким же счастливчиком был мой брат.
И в этот момент мой язык вырвался на свободу.
— Он уже мертвец, — произнесла я, едва слышно. — Твой брат оказался настолько счастливчиком, что его убил тот, кто хотел прибрать к рукам всё принадлежащее ему. Если бы мы только знали, кто это был. Эй, дядя Лионель, ты не знаешь, кто это был?
— Достаточно! — прошипела мать и только потом осознала, насколько громкими вышли ее слова. Она нацепила улыбку еще ярче, выжидая несколько секунд, а потом наклонилась через стол, чтобы продолжить только для меня. — Ты больше не ребенок, Илэйн. Если ты до сих пор не можешь отпустить тему со смертью отца, то сейчас самое время это сделать. Повзрослей и перестань относиться к своему дяде Лионелю как непослушная маленькая сучка. Я уже достаточно с тобой об этом говорила. Больше, чем достаточно.
Я ненавидела, когда она разговаривала со мной подобным образом. Я видела, как все сидящие за столом семьи Константин вжались в стулья, каждый из нас прекрасно чувствовал возросшее напряжение между мной и главой семьи.
Грейс, Вивиан и Тинсли сидели слева от меня, Кингстон, Харлоу на стороне Лионеля, — справа. Да. Все знали об этом напряжении.
Все знали, что я неудачница. Неконтролируемая, никчемная неудачница. Так почему бы не поддержать это жалкое представление, которым на самом деле было наше сборище? Я решила поступить так. Как и обычно. Я нацепила свою собственную фальшивую улыбку, а потом собрала воедино всю свою напускную смелость, чтобы показать окружающим.
Я поступила так ради себя. Сделала это перед лицом дяди Лионеля и всего того дерьма, что он заставлял меня чувствовать. Я поступила так, потому что не знала, за что еще можно ухватиться, кроме как за собственное представление, восхвалявшее меня саму в этой адской комнате.