— Я вернусь в офис завтра, — сказал я. — У меня было несколько неожиданных мероприятий, на которых мне нужно было присутствовать. Не более того.
Отец вытер салфеткой пальцы, затем промокнул губы. Его молчание говорило о многом, и я по-новому взглянул на него после многих лет, когда едва замечал внешность человека передо мной. Брайант Морелли все еще оставался привлекательным монстром, и я был таким же, как он. Его темные стороны были достаточно глубокими, чтобы поглотить все вокруг, а его требования к тем, кто присутствовал в его жизни, были достаточно жестокими, чтобы искалечить. Тот всегда был таким. Именно отец научил меня быть монстром, которым я вырос. И это было еще не все. Он знал всю степень моей ледяной холодности, как никто другой.
Он знал меня. Всего меня. Даже мои самые сокровенные тайны. Глубочайшие сильные и слабые стороны, вплетенные друг в друга.
Секреты пронизывали даже глубокие семейные узы, а уж наши были самыми опасными и жуткими.
Ковыряя еду в тарелке, моя мать выглядела неуверенно, охваченная нашим невысказанным напряжением, борясь со своей любовью к нам обоим. Я был ее сыном, но мой отец был ее мужем — мужчиной, которого она любила больше всех на свете большую часть своей жизни.
Битва за нее была для меня проиграна. Сторона отца обладала в ее сердце большей силой. Сара Морелли ненавидела семью Константин почти так же сильно, как и он. Почти.
— У тебя были какие-то неожиданные мероприятия, не так ли? — повторил он, нахмурившись. — Неожиданное мероприятие, например, такое, как сучка-наркоманка Илэйн Константин?
Я не отвел взгляда.
— Я знаю, что ты разговаривал с Трентоном.
— Отлично. Трентон беспокоится о семейном бизнесе и репутации. Похоже, ты не был таким уж преданным или умным.
Я хмуро посмотрел на него, первоначальная ярость и целеустремленность вернулись в мое сердце.
— Репутация нашей семьи никогда не достигнет своего пика, если мы не выступим против них. Когда-нибудь, так или иначе, нам придется нанести им удар в самое сердце и уничтожить за раз.
Именно тогда мой отец поднялся на ноги и с грохотом отшвырнул тарелку в сторону. Ткнул в меня пальцем, выражение его лица было наполнено чистой гребаной злобой.
— Это не твоя забота, когда мы выступим против семьи Константин, мальчик. Она моя. Это всегда касалось только меня.
— Хватит, — сказала мама, но отец отмахнулся от нее.
— Тебя это не касается, Сара. Уйди, пожалуйста.
Она застыла, в ее глазах поселился материнский страх, когда мама посмотрела на меня через стол. Тем не менее, это не помешало ей подчиниться воле моего отца, когда тот выругался и во второй раз указал ей на дверь.
— Уйди!
Я смотрел, как уходит моя мать, и жалел, что не мог каким-то образом почувствовать что-то внутри себя.
Мне хотелось бы чувствовать больше. Хотелось бы ощутить хоть каплю любви или тепла к женщине, которая родила и растила меня для моего места в этом мире. Хотелось бы взглянуть на своего отца, посмотреть его ярости в лицо и почувствовать, как меня сжимает стыд. Но нет.
Я ничего не почувствовал. И никогда не чувствовал… и отец отлично знал это
Он обошел вокруг стола и пинком отодвинул стул рядом со мной. Повернул его лицом к себе и опустился верхом.
— Поверь мне, Люциан, если бы насилие было возможностью вбить в тебя немного здравого смысла, я бы прибегнул к нему сейчас. Ты бы почувствовал мой гнев своей кожей и костями.
Я никак не отреагировал, просто не сводил с него глаз, пока отец снова не заговорил.
— Трентон сказал мне, что ты расспрашивал об Илэйн Константин. Он сказал, что ты встречался с ней.
— Трентон Алто — кусок дерьма, который не имеет права никому рассказывать о моих делах.
— Трентон имеет полное право рассказывать мне обо всем, что меня касается, — огрызнулся отец. — Скажи мне сейчас, мальчик. Ты встречался с Илэйн Константин?
Я склонил голову набок.
— Я встретил Илэйн Константин на бал-маскараде в честь совершеннолетия Тинсли Константин. Отправился туда, чтобы исследовать комплекс семьи Константин и разработать план их уничтожения. И наслаждался острыми ощущениями.
Как обычно, в моих словах не было лжи. Моя поза была безупречной, пока я неподвижно сидел на своем месте.
Отец двинул бы мне прямо под ребра, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Так что вместо этого он наклонился ближе, и его голос превратился в реку осколков.
— Я всегда очень гордился тобой, Люциан. Ты стал прекрасным сыном с выдающимися перспективами. Ты во всех отношениях наследник Морелли, которого я создал, и очень горжусь этим. Безумно горжусь.