— Да, — ответил он. — Предложение. У нее для тебя есть предложение. Я его озвучил. Позже сможешь отблагодарить меня.
— Предложение, освобождающее меня от спасения людей в Даунтауне. Я такая преступница, да?
Я поняла, что улыбаюсь и смеюсь над разницей между моими реальными преступлениями и их воображаемыми. Если бы они только знали правду.
Интересно, они уже наслышаны о моей связи с кланом Морелли? Или еще нет?
— А знаешь, ты прав, — произнесла я. — Да, я вновь спасала людей. Мне больше нравится компания неудачников-наркоманов в Даунтауне, чем свора идиотов на подобных мероприятиях. Здесь так много больных эгоистичных придурков.
— Следи за своим языком, — тихо прошипел он, и, хотя внутри всё сжалось от страха, я не позволила себе отступить. Не сегодня. Больше никогда.
— А знаешь что, дядя, — прошептала я. — Можешь представить, что случится, если я громко озвучу все твои грехи прямо здесь и сейчас перед всеми присутствующими?
Его дыхание сбилось, но Лионель не пошевельнулся, продолжая крепко прижиматься ко мне.
— Могу представить, — ответил он. — Могу представить, как все бы назвали тебя сумасшедшей и рассмеялись в лицо над твоими мерзкими фантазиями, малышка.
Он провел пальцами по моей спине, и я напряглась, когда тот добрался до расщелины моей задницы сквозь тонкую ткань моего платья. Если бы он только знал, кто был внутри меня.
— Я могу преподать тебе урок поведения в любое время, когда захочу, малышка, — произнес он. — Не забывай, с кем ты разговариваешь. У меня по-прежнему есть целая орава учителей, готовая преподать тебе урок.
— Ты уже ничему не сможешь научить меня, — прошипела я. — Я давно покончила с твоими уроками и твоей грязью. Ты вызываешь у меня отвращение.
— Ты всегда так любишь врать, — возразил он. — Тебе никогда не удается продержаться долго без уроков, дорогая. В противном случае ты не была бы какой непослушной девочкой. Я до сих пор помню, в каком нетерпении ты ждала своих учителей.
Мне стоило убежать от него, но я этого не сделала. Мои ноги приросли к месту.
Его губы оказались прямо у моего уха, и я задрожала, но не дернулась.
— А помнишь, какой влажной ты становишься, будучи непослушной маленькой девочкой, Илэйн? — спросил Лионель у меня. — Я уже говорил тебе: хорошие девочки не намокают, когда пытаются усвоить урок. Несколько моих человек пытались преподать тебе урок послушания, но ты так и не послушалась.
— Прекрати, — произнесла я, но тот не послушал. Как и всегда.
Кивком он указал на лужайку, где проходила вечеринка, и я почувствовала, как вокруг все закружилось, мир начал вращаться под моими ногами.
— Скоро к нам присоединится полковник Хардвик, — сообщил он. — Как и барон Роулингс. Мне, наверное, стоит рассказать ему, какой ты была непослушной и как порочила имя нашей доброй семьи в Даунтауне с дураками, которые представления не имеют, что такое престиж в этом мире? Или, может, нам стоит позвонить Преподобному Линчу. Уверен, для тебя у него заготовлено много новых уроков. Так много уроков.
— Хватит, — выпалила я. — Я ненавижу их. Я бы перерезала горло каждому по очереди, если бы могла.
— Ну вот, — проворчал он. — Снова врешь. Ты настоящая лгунья, Илэйн. Всегда лжешь. Тебе всегда нравились эти уроки, даже когда ты была маленькой милой девочкой, которой следовало быть осторожнее.
— Нет, — ответила я, но всё слышала в своем голосе. Замешательство. Всегда было то самое замешательство, даже где-то глубоко среди боли и ненависти.
— Как я уже сказал, твоя мать хочет поговорить с тобой, — вновь повторил Лионель, и в его голосе послышалась лишь скука. — Если в тебе есть хоть немного чувства такта, ты поговоришь с ней перед уходом. Срок действия предложения ограничен.
Он отошел от меня, не оглянувшись, и я вновь возненавидела себя. Я ненавидела в себе абсолютно всё. Ненавидела всё, что касалось их. Ненавидела эту глупую вечеринку, в которой приходилось принимать участие, и ненавидела в своей жизни всё столь фальшивое и грязное.
Я не могла толком восстановить дыхание. Мне не хотелось ни есть, ни пить, не хотелось ни с кем разговаривать, тем более с матерью, поэтому просто решила сделать то, что делала всегда.
Я удалилась так незаметно, как только могла, прошла мимо дамских комнат по коридору и поднялась по лестнице в свою комнату на верхнем этаже особняка.
Спрятаться. Спрятаться. Спрятаться.
Спрятаться и выпустить боль.
В дальнем углу владений располагалась моя тайная комната, в которой я пряталась. Я открыла дверь как можно тише и вошла внутрь. Упала на пол и прижала колени к груди, сидя около старого шкафа. Раскачиваясь, я плакала и пыталась совладать с дыханием, пока не перестала утопать в своей боли.