— Ты жалеющая себя сучка, ты знаешь это? — спросил я. — На самом деле, ты глупая маленькая девочка, которая должна знать лучшее, чем барахтаться в своей собственной яме дерьмового выбора.
— Спасибо за это, — огрызнулась она. — О, я приму к сведению твою мудрость, Теренс Кингсли?
Именно тогда Илэйн заметила мою забинтованную руку.
— Что это? — спросила сучка. — Ввязался в драку с каким-то уродом в своей империи преступного мира, не так ли? Большой, плохой Люциан Морелли повредил свою бедную руку? Попал под перекрестный огонь?
Я подошел к ней ближе и вдохнул ее запах.
— Почему ты такая грустная, наглая маленькая сучка? Что делает тебя такой грязной маленькой неудачницей, так сильно жаждущей собственной кончины?
Ее глаза наполнились слезами, хотя челюсти были крепко сжаты.
— Пошел ты, Люциан. Пошел ты и отвали. Я ни хрена не хочу иметь с тобой ничего общего и никогда не хотела.
Я толкнул ее спиной к стене, крепко прижимаясь к ней.
— Такая лгунья, — прорычал я. — Такая грязная маленькая лгунья. Ты не можешь устоять передо мной. Не могла устоять передо мной с того самого момента, как впервые увидела меня на вечеринке твоей унылой сучки-сестры.
— Интересное обвинение, — прошипела Илэйн. — Учитывая, что ты стоишь в моей квартире, хотя был бы мертв, если бы кто-нибудь хотя бы почуял, что ты здесь.
Я увидел вспышку желания в ее глазах, и это было то, что воспламенило меня. То, что всегда зажигало мою кровь.
Это была ее мазохистская потребность в боли. Маленькая девочка, которая хотела страдать от моих рук.
— Серьезно, — прошептала она. — Отвали от меня сейчас же. Тебе не нужно беспокоиться, я собираюсь попрощаться с жизнью. По крайней мере, позволь мне сделать это для себя.
— Ты действительно собираешься устроить себе передозировку из-за долга перед Братьями власти?
Она пожала плечами, крепко прижимаясь ко мне всем телом. Ее дыхание касалось моего лица, а глаза все еще были стеклянными. Наполненными болью.
— Я собираюсь устроить себе передозировку, потому что хочу этого. Я покончила со всем этим жалким состоянием своего существования.
Я задрал ее ночную рубашку до бедер и сглотнул, увидев красоту свежих порезов на ее плоти.
— Передозировка была бы такой пустой тратой времени, — сказал я с рычанием. — У тебя слишком красивое тело, чтобы просто проглотить несколько таблеток, чтобы покончить со всем.
— А что не будет пустой тратой? Ты думаешь, я должна изрезать себя на куски на полу в своей гостиной?
И вот тогда я понял это. Превыше всего остального. Единственное, что мне нужно было знать с самого начала, когда впервые увидел женщину в золотом платье и почувствовал ту таинственную, иррациональную паутину желания, в которую она меня заманила.
Она не должна была резать себя на куски. Я собирался уничтожить ее, по одному крошечному порезу за раз.
— Ты не будешь резать себя, — проговорил я и обхватил ее горло своими руками. — Ты пойдешь со мной сегодня вечером.
Несмотря на то, что ее горло было в моих руках, она сумела подавить усмешку.
— Ты планируешь похитить меня из моей квартиры в центре города, протащить мимо бесчисленных сотрудников службы безопасности прямо на улицу, пока весь мир наблюдает за тобой, не так ли? Удачи с этим.
Нет.
Я ухмыльнулся ей в ответ. Ухмылкой, от которой ее пробрало до костей.
— Я не буду ниоткуда тебя похищать. Ты присоединишься ко мне чертовски охотно. Думай об этом, как о гораздо более интересной форме самоубийства.
Это что-то пробудило в ней, какую-то последнюю вспышку самоуважения в ее маленьком разбитом сердечке.
— Нет! — прошипела Илэйн мне. — Я делаю это для себя. Это мой собственный последний шанс на собственную судьбу, все остальные могут пойти нахер!
На этот раз она даже не попросила меня трахнуть ее. Ее тело было неподвижно прижато к моему.
И снова это только заставило меня хотеть ее еще больше.
Я поцеловал ее один раз. Глубоко. Покусывая и дергая ее губы своими зубами.
И так сильно прикусил ее нижнюю губу, что она зашипела, хотя ей не хватало воздуха. Отстранившись, я почувствовал во рту вкус ее крови.
Она была чертовски божественна на вкус. Ее кровь, как деликатес, который я страстно желал попробовать все то гребаное время, что гонялся за ней.
— Ты пойдешь, блядь, со мной, — приказал я.
Потом отбросил ее в сторону, и она упала на пол, хватая ртом воздух, когда я освободил ее горло. Затем подошел к столу, не обращая внимания на пузырьки с лекарствами. То, что я хотел, было рядом с ними, нацарапанные остатки письма, которое она писала.