Хелен моргнула.
– Она вам так сказала? Но не объяснила почему?
Девон покачал головой.
Хелен смущённо проговорила:
– Тогда и я не вправе ничего рассказывать.
Пытаясь скрыть вспышку любопытства, Девон небрежно пожал плечами.
– Тогда, пусть вас это не беспокоит. Моё мнение о ней не изменится.
Как он и предполагал, его показное равнодушие подтолкнуло Хелен заговорить.
– Если это поможет вам немного лучше понять Кэтлин, – произнесла она неуверенно, – возможно, мне стоить вам кое-что пояснить. Вы поклянётесь честью сохранить наш разговор в тайне?
– Конечно, – с готовностью согласился Девон. Не имея чести, он никогда не колебался ею поклясться.
Хелен подошла к одному из окон. Извилистые молнии с треском пересекали небо, освещая её хрупкую фигурку бело-голубыми вспышками.
– Когда я заметила, что Кэтлин не плачет после несчастного случая с Тео, то подумала, что она предпочитает скрывать свои чувства. Все люди горюют по-разному. Но однажды вечером, когда мы с ней сидели в гостиной за рукоделием, я увидела, как она уколола палец, и... никак не отреагировала. Будто бы вообще не почувствовала укола. Она сидела и смотрела, как появляется капелька крови, и тут я не выдержала. Обмотала её палец платком, и попросила объяснить, в чём дело. Она была смущена и растеряна... сказала, что никогда не плачет, но думала, что будет способна пролить хоть несколько слезинок по Тео.
Хелен замолчала, сосредоточив внимание на чешуйках отставшей краски, которые она отколупывала от стены.
– Продолжайте, – пробормотал Девон.
Хелен аккуратно положила сколок на подоконник и взялась за другой, как будто снимала струп с поджившей раны.
– Я спросила Кэтлин, может ли она вспомнить хоть один случай, когда она плакала. Она ответила, что в последний раз, она была ещё маленькой девочкой. В тот день Кэтлин покинула Ирландию. Её родители сказали ей, что они все вместе отправляются в путешествие в Англию на трёхмачтовом пароходе. Они пришли к пирсу и сделали вид, что садятся на борт корабля. Но как только Кэтлин с няней ступили на трап, она поняла, что родители не следуют за ними. Её мать сказала ей, что Кэтлин поживёт у одних очень хороших людей в Англии, и в один прекрасный день, когда родителям не нужно будет так часто путешествовать за границу, за ней пришлют. Кэтлин совершенно обезумела, но родители развернулись и пошли прочь, пока няня тащила её на борт корабля. – Хелен искоса взглянула на него. – Ей было только пять.
Девон тихо выругался. Он положил ладони на поверхность стола, и уставился на невидимую точку, пока Хелен продолжала говорить:
– На протяжении нескольких часов после того, как Кэтлин отвели в каюту, она кричала и захлёбывалась слезами, пока няня не рассердилась и не сказала: «Если ты намерена продолжать в том же духе, я уйду, и ты останешься одна в целом мире, за тобой будет некому присматривать. Твои родители отослали тебя, потому что ты – обуза».– Хелен сделала паузу. – Кэтлин сразу же затихла. Она очень серьёзно восприняла угрозу няни и решила, что больше никогда не должна плакать, такова её плата за выживание.
– Родители когда-нибудь за ней посылали?
Хелен покачала головой.
– В тот день Кэтлин видела мать в последний раз. Через несколько лет леди Карбери стала жертвой малярии, которую подхватила на обратной дороге из Египта. Когда Кэтлин сообщили о смерти матери, она почувствовала острую боль, но не смогла найти утешение в слезах. Также было после смерти Тео.
Звук тяжёлых падающих капель дождя напоминал звон монет.
– Понимаете, Кэтлин вовсе не бездушная, – тихо проговорила Хелен. – Она очень глубоко переживает горе. Просто не умеет это выражать.
Девон не был уверен, благодарить Хелен за откровение или проклинать. Он не хотел сочувствовать Кэтлин. Но отказ от неё родителей в таком нежном возрасте мог пагубно сказаться на девочке. Он понимал её желание избегать болезненных воспоминаний и эмоций... настоятельную потребность оставить некоторые двери закрытыми.
– Лорд и леди Бервик были к ней добры? – спросил он хрипло.
– Думаю, да. Она отзывается о них с теплотой, – Хелен сделала паузу. – В этой семье царили очень строгие порядки. Они придерживались многих правил и жёстких рамок. Возможно, чрезмерную значимость придавали сдержанности, – она задумчиво улыбнулась. – Единственное исключение – лошади. Они все немного на них помешаны. За ужином, вечером накануне свадьбы Кэтлин, они вели оживлённую беседу о родословных и тренировках лошадей и восторгались благоуханием конюшен, будто говорили о самой дорогой парфюмерии. И это продолжалось почти целый час. Мне кажется, Тео был слегка раздражён. Он чувствовал себя не у дел, так как не разделял их страсти к предмету разговора.