— Я все еще не видел распоряжения. Письменного, — ответил я в тон, на что Соловьев заскрипел зубами.
— Ваш отец отдал приказ в устной форме. Мы связались с его императорским величеством по телефону, — холодно отозвался он и посмотрел так, словно готовился к звуковому удару на поражение.
— Пусть повторит лично.
— Алексей Николаевич…
— Звоните, Рахмат Алишерович. Или продолжим радовать публику скандалом в царском семействе. Вот смеху-то будет, когда по всем губерниям разлетятся слухи, — я цокнул, но не шевельнулся. Сзади меня негромко выругалась кикимора.
Кого именно она назвала «гнилью болотной», я не уточнил.
— Мы вам не враги, Алексей Николаевич, — нахмурился Рахмат Алишерович, видя, что я не намерен подчиняться. — Наш общий долг охранять наследника престола ценой собственной жизни, однако ваше упрямство не упрощает эту задачу.
— Но везут меня как заключенного, под охраной? — спросил я и повертел в руках смартфон. — Отец, кстати, не берет трубку.
— Всего лишь меры предосторожности, — уклончиво ответил Соловьев. — После нападения на Зимний дворец императора увели в безопасное место.
— Туда, где связи нет и вышки не ловят?
Кажется, оборотни фыркнули.
— Садитесь, Алексей Николаевич, — проигнорировав мой вопрос, он кивнул на открытую дверь бронированного автомобиля.
Церемонии закончились, на лицах гвардейцев появилось выражение решительности. И взгляд, которым меня одарил Соловьев, вышел вполне красноречивым. Мол, если я не сяду сам, меня туда затолкают. Вежливо, но настойчиво. Потому что так пожелал император, и никто не смел ему перечить. А наследник российского престола, родной сын, тем более.
Сделав вид, будто иду по собственному желанию, я забрался в машину. Позади остались журналисты, шумный дворец и бегающая охрана, которая отчаянно сдерживала поток любопытных зевак. Люди бы выломали ворота и прорвались сквозь магические заслоны, будь у них такая возможность.
Я вдохнул полной грудью и застыл. Острой горечью пощекотал ноздри березовый деготь, смешавшись с ароматом стирального порошка. Напротив меня устроился архиепископ Быстриков Тихон Федорович, личный духовник семьи Романовых. Точно крылья хищной птицы, фиолетовая мантия раскинулась по сиденьям. Тихон Федорович склонил голову, и бриллиантовый крест блеснул в центре белого клобука.
Так ярко, что на мгновение стало светло.
— Ваше высочество, — хриплым голосом поприветствовал меня он.
— Пришли помолиться за мое поведение? — я не удержался от колкости, хотя по большему счету никакой неприязни к Тихону Федоровичу не испытывал.
Лишь немного раздражала манера церкви лезть в государственные дела. После событий в Урюпинске все местные игумены, архимандриты и епископы взялись за активную пропаганду праведного образа жизни. Привлекали людей на мессы, запустили по главному телеканалу страны программу «Православный час», читали молитвы в детских домах и школах, активно занимались благотворительностью. Раньше они делали так же, но в этом году патриарх особенно яро взялся за спасение пропащих душ.
При задержании очередного демонстранта к нему прикреплялся духовный наставник, которого обязывали вернуть грешника на праведный путь. Увеличилась боевая мощь православной церкви: диаконов и послушников готовили к борьбе с революционерами так же, как и жандармов.
За перегородкой раздался глухой стук, значит, водитель вернулся на место. Я нетерпеливо побарабанил пальцами по коленке, затем прошелся взглядом серебристым прутьям, скручивающиеся в тугие спирали на концах бороды. В ответ я получил короткую улыбку, которая коснулась светло-голубых глаз, но так и не спустилась к губам. Другой реакции я не ждал.
Тихон Федорович никогда не вступал со мной в бессмысленные споры.
— Ладно, — я сдался первым, зная упрямство Быстрикова, — прошу прощения, святой отец.
— Не извиняйся, Алеша, — он сделал акцент на моем имени. — Император попросил присмотреть за тобой. После нападения тебе наверняка понадобится поддержка.
— Мне?
Брови поползли вверх, а в интонацию пробралось изумление. Отец решил, что я нуждаюсь в помощи духовника?
— Да, — кивнул Тихон Федорович. Дрожащими пальцами он выдернул несколько седых волосков. — Я разговаривал с ним сегодня, его императорское величество обеспокоен участившимися нападениями.
— Возможно, следовало изменить тактику поведения? — и вновь я не сдержался. На сей раз от ехидства.