— Как прикажете, ваше императорское высочество.
Рахмат Алишерович сел в машину, а я, желая поскорее остаться один на один с работой, спешно двинулся к дворцу.
— Ваше императорское высочество! — всплеснул руками Максим Владимирович, когда до него дошло, что никого больше не будет. — А где же все-то?
Я недоуменно покосился на него, стоило Ивашкевичу догнать меня на лестнице.
— Кто?
— Ну как же? Ваша свита.
— Она вся с отцом, — спокойно ответил я и мысленно перекрестился.
Просто замечательно, что весь двор сейчас находился в Москве с отцом. Я не любил, когда по пятам бегала свора прислуги: гофмейстеры, гоффурьеры, камердинеры, горничные, повара. Каждый из них считал своим долгом вести отдельную книжечку прегрешений молодого наследника престола, чтобы при случае наябедничать отцу и получить вознаграждение.
— Ну тогда… — Максим Владимирович неуверенно замедлился, будто готовился к взрыву эмоций. Я же вновь почувствовал усталость и раздражение.
Что опять?
— Говори, — приказал негромко.
— Просто не положено, ваше императорское высочество. Давайте его высочество, Андрей Михайлович, предоставит вам часть своих слуг?
На ресницах Максима Владимировича появились первые снежинки, но они быстро растаяли и скатились каплями по причудливым изгибам морщин. Я с любопытством наблюдал за ее путешествием, пока не понял, чье имя промелькнуло в разговоре.
— Андрей? — мышцы самопроизвольно окаменели, пальцы крепко стиснули папку, и мягкий пластик сжался. — Мой кузен здесь?
— Вернулся два дня назад из заграничной поездки, — рот Максима Владимировича очертил букву «о». — Вы не знали? Из канцелярии его императорского величества прислали сообщение за неделю до приезда его высочества.
О Всевышний. Я шумно вдохнул, затем досчитал до десяти. Повторил процедуру трижды, пока не привел мысли в порядок и не погасил желание кого-нибудь придушить.
— Нет, я не в курсе, — сухо сказал как отрезал. — Полагаю, князь изволит потчевать?
Максим Владимирович замялся, кто бы сомневался. Уж ему ли не понимать, на что я сейчас намекнул.
— Вчера его высочество допоздна принимал гостей в своих покоях… — осторожно начал он.
Понятно, значит, весь сброд полусвета собрал в комнатах. Проститутки, недооцененные поэты, шаловливые вдовы, развратные жены чиновников, пьяницы-друзья и прочее, прочее. Если табор цыган не привез — уже хорошо. А сюда Андрей приехал, потому что из очередного учебного заведения выкинули с позором или случился скандал, который отец замял.
Кто сказал, что родная кровь важнее денег? На пару миллионов я бы с удовольствием променял все отрепье Романовых.
— Разбуди его и приведи ко мне в кабинет, — я развернулся на каблуках и решительно двинулся к дверям. Их услужливо распахнули передо мной, впуская в помещение танцующий снежный вихрь.
— Но ваше императорское высочество… — пискнул за спиной Максим Владимирович, правда, недоговорил.
Громкий, приправленный сладостью возглас Андрея разлетелся по парадной анфиладе и ударился о мраморную облицовку:
— Дорогой кузен! Ты приехал!
Хоть бы с лестницы упал и шею свернул, но нет. Жив и здоров.
Какая мерзость.
Глава 16. Алексей
Солнце уходило за горизонт, и сквозь тончайшую паутину кружева проступил вермильоновый закат. Он чем-то неуловимо напоминал румянец, окрасивший облачную пену и снежный покров.
Невероятное зрелище. Я наблюдал его из кабинета, окна которого выходили в парк. Все-таки была в Александровском дворце своя прелесть, пусть и в обыденных деталях — пейзаже или местной флоре.
— На тебя снова совершили покушение? Какое уже? Тринадцатое?
Я потер лоб, чтобы избавиться от жужжания в ушах. Андрей развалился в кожаном кресле напротив моего стола, как бы изображая смирение покаявшегося грешника. Портила картину тлеющая сигарета: от нее по комнате расползался сладковатый дым. От него во рту скопилась горькая слюна, из-за чего хотелось сплюнуть. Желательно под ноги кузена, прямо на лакированные ботинки.
— Что ты здесь забыл? — сухо поинтересовался у Андрея, игнорируя предыдущий вопрос.
Не его собачье дело, сколько там покушений. Кузен хоть и был в первой десятке претендентов на трон, но корона ему светила исключительно во влажных фантазиях под ударной дозой алкоголя. Или чего похуже.