— Владислав Владимирович, — я стряхнул с рукава невидимую пылинку, — и да, пожалуйста. За спасение благодарить не обязательно, Катя. Лучше бумажник верни и распрощаемся.
У меня от звонкого голоска голова разболелась второй раз за утро, а поездка на кладбище накрылась медным тазом. Прогулка тоже плохая идея, потому лучше вернуться в метро и доехать до станции Чернышевской. До Фурштатской улицы, где находилась штаб Отдельного корпуса жандармов, всего ничего.
Где-то в шкафчике у меня точно завалялся бутыль медовухи, и криминалистов стоило поторопить с изучением осколков зеркала, извлеченных из Оксаны Мечихиной. Поработать с уликами, отчетами по допросам, потом съездить домой, переодеться…
Рыжий кошмар с лазурными глазами вновь повис на мне ярмом. Цветочный аромат пошатнул выдержку и с легкостью проломил стену из мыслей, которой я отгородился от реальности. Заметив, что я не реагирую, Катержина дернула меня на себя.
— Катя, прекрати! — вырвалось раньше, чем я остановился.
— Ка-тя, — по слогам повторила она, после чего сморщила маленький носик. — Никто раньше не называл меня Катей.
— В честь Екатерины II, — поспешил добавить я, черт разберет зачем. — Императрицы и самодержицы всея Руси.
Звонкий смех напомнил пение дождя по весне. Странное ощущение, но, без сомнения, приятное и немного сводящее с ума. Катержина, словно метель за стенами станции, вносила сумятицу, трясла привычный мир своим существованием.
— О, ты забавный. Сравнить девушку с королевой, разве тут устоишь?
— Меньше часа знакомства с тобой, и моя жизнь сократилась лет на десять, — буркнул я, вновь ища в серо-белых разводах на плитах спасение от настойчивой спутницы.
— Вы, русские, очень смешные, — прыснула в кулак Катя, затем отпрыгнула и сбросила шарф с волос. Она остановилась через несколько шагов, чтобы поймать мой полный недоумения взор и проговорить: — Приходи сегодня на премьеру в Большой. Отдам бумажник. Честно-честно.
В голове зароились муравьями подозрения, чутье обострилось, кровь вскипела от предположений. Одно хуже другого, потому что в мире, где я жил, не происходило ничего «случайного». Тем более, встречи подобного рода. Я просто не верил в совпадения. Совсем.
— Кто ты такая? — спросил я холодно и шагнул к замершей Катержине. — Зачем появилась?
— Мне тебя нагадали. Проверим, насколько сильно предсказание цыганки? Приходи, мне тоже любопытно. Действительно ли принц избавит меня от беды или… — выражение ее лица изменилось. Горькая печаль коснулась черт, потом исчезла за показным восторгом.
Я так и не услышал окончание. Катержина растворилась в толпе. Осталась загадочная недосказанность, которая вопреки всем моим убеждениям чуточку грызла сердца. А еще запах, сладкий, как будто неподалеку расцвела душистая сирень.
Треклятые бабы. Сплошные проблемы, нервы и потерянное время.
— В отпуск хочу, — я поправил воротник и устремился обратно на станцию. — Или лучше девку на пару ночей, чтобы голову прочистить.
Смартфон зажужжал в кармане, куда я сунул руку. На имя не глянул, сразу поднес к уху. Вряд ли звонил кто-то посторонний, кому я нужен в десять утра, кроме Баро или своих ребят из корпуса.
— Слушаю.
— Здравствуй, Владислав.
Я застыл, точно вкопанный, перед эскалатором. Пальцы крепко сжали телефон, кислород в легких сократился до минимума, отчего закружилась голова и потемнело в глазах. Человек на том конце ждал немедленного ответа.
— Ваше императорское величество, — выдавил я с трудом, — чем могу быть полезен?
Глава 20. Алексей
Неспешный стук настенных часов и пение хрусталя привели меня в чувство, отвернувшись от окна, я посмотрел на Ольгу. Она держала два бокала с янтарной жидкостью — херес или виски — на дне которой болтались кубики льда. Запотевшие стенки приятно охладили пальцы, а затем я опрокинул в себя алкоголь и ощутил томление в груди.
— Пить вредно, — зачем-то сказала Ольга.
— Жить тоже.
Я сделал еще глоток, после чего прокатил на языке плотный вкус и легкую маслянистость. Ноты миндаля смешались с крепостью вызревшего дуба, а среди них настойчиво пробивался терпкий виноград. Прекрасный напиток, во всех отношениях достойный представитель вин.
— Так что с твоими падчерицами? Набросилась на меня аки кошка, но после прелюдии и слова не сказала, — без интереса спросил я.
На самом деле дочери Репнина-Волконского волновали меня мало: бестолковые девицы брачного возраста, которым явно не хватало ремня и строгих рамок. Когда Ольга впервые заговорила о том, чтобы использовать их, я пожал плечами и согласился. Почему нет? В нынешнее время именно молодёжь представляла угрозу, хорошо бы иметь там кого-то своего.