Она приостановилась ненадолго, впитывая его слова, прежде чем снова заговорить:
— Они сказали, что она была… что моя мать, Эмили, что она была в тебя влюблена. Что она убила себя не от стыда, а из-за разбитого сердца.
У него сжалось сердце:
— Такие вещи люди говорят ребёнку, чтобы выставить события в лучшем свете. Она была одержима мной, Хэйли, из-за того, что я с ней сотворил. До того мы были друзьями, а потом… уверен, что этому в равной мере способствовали как стыд, так и какая-то приязнь, которую она могла ко мне испытывать.
— Почему я здесь? — спросила она, давая выход нараставшей в ней безнадёжной фрустрации, внушённой ей страхом и ужасом последних нескольких дней. — Почему это происходит? Я никогда не делала ничего такого ужасного. Я не делала никому больно. Что я такого сделала, чтобы это заслужить?
— Будет и хуже, — предостерёг он.
— Почему?! Это несправедливо, — воскликнула она, и по её щекам потекли слёзы гнева. — Я — не как ты!
— Из-за твоей силы… силы, которую ты унаследовала от меня. Мир несправедлив. Он полон зла и страдания. Существа, которым ты теперь принадлежишь, лишены понимания доброты или жалости. Другие живущие здесь люди, их рабы, хуже зверей. Здесь их растят на жестокости и муках.
Она смотрела на него мокрыми глазами, но в них ещё оставалась искорка надежды:
— Ты поможешь мне бежать? Отведёшь меня домой?
Он покачал головой:
— Не могу. — Коснувшись своего сплетённого из заклинаний ошейника, он указал на её собственную шею: — Эти штуки не позволяют нам бежать. Если ты уйдёшь слишком далеко без их разрешения, ты умрёшь. Если они решат, что ты проявляешь неповиновение, то могут просто приказать тебе умереть.
— Разве нельзя снять его магией?
— Могу, но это всё равно убьёт меня. Ничто из того, что ты пока можешь делать, его даже не повредит.
— Тогда в чём смысл всего этого? Тебе следует просто убить меня, — ответила она.
— Нет. Я не могу им помешать, но тебе помочь — могу. Могу дать тебе то, чего не было у меня, когда я только явился сюда.
— Что?
— Знание. — Он шагнул к ней, движимый поднявшейся в его сердце волной эмоций.
Она сжалась, отступив, и он остановился, вспомнив о том, что она боялась его.
— Когда меня только схватили, я находился в одиночестве, в страхе и в невежестве. Никто не говорил со мной. Я ничего не знал, и едва выжил в течение первого года. Теперь же у меня есть немного надежды. Я выторговал двадцать четыре часа, чтобы научить тебя тому, чему смогу. Если повезёт, то этого хватит, чтобы сохранить тебе жизнь. Я покажу тебе…
— Почему только двадцать четыре часа? — перебила она.
— Роща, которая тобой владеет — не та, что владеет мной. Они — соперники. Боясь, что я ослаблю или убью тебя, они не хотят позволять мне проводить с тобой много времени, — объяснил он.
— Это же бессмыслица какая-то, — воскликнула она.
— Я дам тебе столько знаний, сколько смогу. Тебя заставят сражаться. Я покажу тебе, как создавать щит, как защищаться, как убивать…
— Нет! Не буду я сражаться, и убивать за них я не буду. Они не могут заставить…
— Будешь! — перебил он. — Либо будешь убивать, либо умрёшь.
— Я не могу. Я же не боец. Я не хочу никому делать больно, — упрямо возразила она.
Видя её, слушая её, Тирион ощутил, как в нём закипает гнев. Проведённые в борьбе за выживание годы, и перенесённые за это время пытки, убедили его в обратном. Он хотел ей помочь. Стоявшая перед ним девушка была его плотью и кровью. Её даже вырастили его собственные родители. Она была ему небезразлична, однако все её слова были лишь слабыми жалобами. С тем же успехом она могла бы умолять о смерти.
У него зачесались руки, и он ощутил, как напряглись его плечи. Тириону хотелось выбить эти слова у неё изо рта. «Научить её боли, научить её гневу, пока они не научили её страху и смети».
Ему потребовалось усилие воли, чтобы удержаться. «Не так меня воспитывали. Зачем её бить?». Этих мыслей было недостаточно. Он более не был Даниэлом Тэнником. Тот человек был слишком мягким, и не мог ей помочь. А Тирион — мог.
— Говори что хочешь, — сказал он чуть погодя. — Я буду тебя учить, а ты будешь учиться. Сперва ты должна научиться создавать вокруг себя щит.
— Я не собираюсь… ай! — окончила она своё предложение внезапным вскриком.
— Щит не позволит мне так делать. Ты научишься, или я продолжу, и каждый раз боль будет сильнее и острее, — сказал он, скрипя зубами. — Ты меня понимаешь?
Хэйли уставилась на него, внезапно побледнев. На её лбу начал проступать пот, а взгляд изменился. Там, где раньше был вызов, теперь был страх. Она кивнула.