— Я её поцеловал, — сказал Тирион, — вот и всё, и ей, кстати, это не понравилось. — Последняя часть фразу была ложью. Она действительно поцеловала его, но в этом не было ничего невинного. Он указал на свой ошейник: — Эта штука не позволяет мне делать почти ничего иного в этом плане, — указал он вниз, подчёркивая свой аргумент. — Лишь моя хозяйка может дать мне разрешение на… ну, ты понял, о чём я.
Сэт махнул руками:
— Ладно! Я тебе верю. Не хочу об этом говорить.
— Очень жаль, — сказал Тирион. — Потому что я не закончил. Я хочу знать, по этой ли причине ты начал её бить.
— Бить? Нет. Тут ты ошибся. Это случилось только один раз, вчера. Мы начали скандалить сразу после того, как они забрали Бриджид, и она всё не оставляла меня в покое. Всё кричала, чтобы я отправился вслед за ними, но я знал, что это было безнадёжным. Я не мог их остановить, но всё равно стыдился того, что не пошёл. — Сэт опустил взгляд, сжав челюсти: — А потом она назвала меня трусом, и… я просто сорвался.
Тирион понятливо кивнул:
— Я отлично знаю, каково это.
Сэт поднял на него взгляд, удивившись сочувственному ответу своего друга. Он увидел, как напряглось плечо Тириона, но движение было настолько быстрым, что он едва смог вздрогнуть, прежде чем кулак Тириона заехал ему по челюсти. Покачнувшись, он шагнул назад, оступился, и шлёпнулся на землю. Тирион встал над ним.
Сэт закрыл глаза: «Чёрт, он всё равно меня убьёт». Несколько мгновений ничего не происходило, поэтому он снова открыл глаза. Его друг протягивал ему руку.
— Хватайся, — сказал Тирион. — Теперь мы квиты.
Сэт взял его руку, и неуверенно встал. Всё слегка расплывалось у него перед глазами, и ему показалось, что один из зубов у него стал качаться:
— Бить ты действительно умеешь, Даниэл.
— Насилие — это практически всё, что у меня теперь хорошо получается, — ответил тот.
— Кэйт, похоже, иного мнения, — с некоторой горечью сказал Сэт.
— Ты не шутил, насчёт того, что она может не возвращаться? — серьёзно спросил Тирион.
— Нет, — признался Сэт. — Я потерял контроль над собой, но даже когда говорил это, я знал, что это ложь. Но это не важно, она всё равно не собирается возвращаться.
— Сопровождать меня — это очень плохая идея с её стороны, — сказал Тирион.
Сэт сощурился на него:
— Согласен.
— Прошлой ночью я показал ей образец того, какая у меня теперь жизнь… — начал Тирион, — …и я весьма уверен, что ей увиденное не понравилось. Если быть точным, я думаю, что она теперь боится меня, или, может быть, вообще ненавидит.
Сплюнув кровь изо рта, Сэт помассировал свою ноющую челюсть, начавшую опухать:
— Ты действительно часто оказываешь на людей такой эффект, — сказал он, слегка хохотнув, но затем перестал. Он взволнованно посмотрел на Тириона.
Тирион засмеялся, и Сэт присоединился к нему, но смех его был скованным.
— Я постараюсь убедить её не идти со мной, — сказал он своему другу. — Когда она вернётся, будь добр, и попытайся запомнить, что кое-что из того, что она тебе обо мне расскажет — это специально для тебя.
— Хочешь сказать, что ты притворишься пугающим, кровожадным мудаком просто для того, чтобы убедить её вернуться домой? — спросил Сэт.
Тирион покачал головой:
— Нет. Я просто не буду скрывать тот факт, что я именно такой и есть. — Он отвернулся, и пошёл к дому. Он ощущал внутри своих отца и мать, и хотел и с ними тоже поговорить.
Сэт не пошёл следом, но повысил голос, чтобы задать ещё один вопрос:
— Ты уверен, что не можешь и Бриджид тоже позволить вернуться домой?
Тирион печально оглянулся на своего друга:
— Хотелось бы, но Ши'Хар пошлют ещё надзирателей. Вас не оставят в покое, пока всех не заберут.
Пройдя через заднюю дверь дома, он нашёл свою мать, Хэлэн, ждавшую его там. Он почти вздрогнул, когда она раскинула руки, но чуть погодя расслабился. Её объятия были приятными, слишком приятными — они грозили разрушить стены, которые он возвёл вокруг своей слабости.
«Я ничего не чувствую», — мысленно повторял он, но знал, что это ложь.
— Мама, — сказал он вслух.
— Я рада, что ты вернулся, — сразу же сказала она. — Вчера ты казался… — произнесла она, и остановилась. — Когда твой отец вернулся… я просто не могла поверить.
Он отстранил её от себя на расстояние вытянутой руки:
— Это правда, Мама. Я — не тот, кем был, и никому не будет лучше, если я буду притворяться, что это не так. Я опасен для цивилизованного общества.
Хэлэн нахмурилась:
— Не говори так, Даниэл.
Звуки его прежнего имени, столь естественно срывавшиеся с губ его матери, заставили его снова содрогнуться от боли:
— Прекрати, — сказал он ей. — Мне нужно повидать Папу, а потом я пойду.
Его слова ранили её, это было очевидно, но Хэлэн отошла в сторону, и позволила ему войти в маленькую спальню, где лежал его отец. Алан Тэнник был избитым и опухшим, черты его лица были почти неузнаваемыми. Старик лежал, отвернув голову, и смотрел единственным здоровым глазом в окно.
— Отец.
— Тебе не следовало приходить, — хрипло сказал старик.
Тирион кивнул:
— Просто хотел проверить твои раны, прежде чем уйду. — Его магический взор уже искал, проверяя побитое тело Алана на наличие переломов или более серьёзных ран. Однако он ничего не нашёл. Надзиратели своё дело знали крепко. Они знали, как избить человека до потери сознания, не причинив никакого перманентного урона. Они были осторожны. То было делом практики — воздержание от нанесения смертельных ран, пока ты не знал точно, что с жертвой можно кончать.
Закончив, Тирион стал ждать, уставившись на человека, которым он так восхищался большую часть своей юности. Комнату заполнила тишина, пока Тирион наконец не собрался уходить.
— Тебе это нравилось, так ведь? — без предупреждения нарушил тишину голос Алана.
Тирион приостановился, склонив голову:
— Нравилось.
— Я думал, что, быть может, после твоего ухода в тот раз… я думал, что, может быть, это было единичным случаем. Может, ты был просто зол, слишком накручен, но прошлой ночью ты доказал, что я ошибался. Хреновый из меня отец.
— Нет…
— Если бы я знал, — продолжил Алан, — ещё тогда, чем ты станешь, — сказал он, и его голос сорвался. — Прости меня, сын, мне не следовало становиться отцом.
Тирион повернулся обратно, удивлённый:
— Ты в этом не виноват. Ты всё делал настолько хорошо, насколько мог.
Теперь Алан смотрел на него, и по его опухшей щеке текли слёзы:
— Когда я вижу тебя, я вижу твою боль, сын. И мне от этого больно, но больше всего меня ранит то, что я жалею… — сказал он, и его голос сломался.
Не в силах удержаться, Тирион взял трясущуюся руку своего отца, и позволил старику сжать себя в крепких до боли объятиях:
— О чём ты жалеешь, Пап? — спросил он, морща нос от запаха алкоголя в дыхании Алана.
Донёсшиеся слова были почти нечленораздельными, но он всё равно услышал:
— Я жалею, что ты вообще родился, Даниэл, — сказал старик, захныкав. — Мне так жаль.
При этих словах у него свело живот, но он изо всех сил заставлял своё тело не двигаться. «Я ничего не чувствую».
Ему необходимо было оказаться подальше отсюда. Выбравшись из объятий Алана, он снова встал. Тирион чувствовал присутствие своей матери, подслушивавшей по ту сторону двери, поэтому не был удивлён, когда обнаружил её стоящей там, когда открыл дверь.
— Он пил виски, от боли, Даниэл. Он сам не свой, — начала она.
— Я знаю, — согласился он, позволив ей ещё раз обнять себя. Затем он оттолкнул её, и пошёл к той же двери, через которую вошёл. «Однако правда — это всё равно правда».
Он кивнул Сэту, и пошёл обратно к дорожке, что вела в Колн.
— А что твоя лошадь? — спросил Сэт.
— Оставь себе, — ответил он. — Мне она не особо полезна, с толпой детей на поводу.
— Ты уверен? Она — ценное животное.
«Как и я», — с иронией подумал Тирион.
— Ага, оставь себе, или продай её, делай что угодно, как будет нужно, — сказал он, не останавливаясь.
Сэт некоторое время шёл следом:
— Ты действительно думаешь, что она вернётся домой?
Тирион не оглянулся, но заскрипел зубами:
— Я позабочусь об этом.