Выбрать главу

— Хм-м... Я подумал тогда: «Ах ты... сук-к-к-ин ты сын!»...

Глава одиннадцатая Галстук в полоску

Это выглядело несколько странно: зрительный зал щецинского театра в тот вечер был перепол­нен, даже поставили дополнительные кресла в проходах, а в восьмом ряду кресло номер 6 по­чему-то все время пустовало. На местах номер 7 и 8, сидели офицер морского торгового флота с женой, а кресло номер 5 заняла какая-то женщина. Когда в зале потух свет, она машинально посмотрела на пустующее кресло.

Почему тот, у кого был билет на это место, не явился на спектакль?

Это маленькое происшествие, которое затро­нуло, возможно, только соседку отсутствующего зрителя, имело между тем связь с событиями ми­нувшей ночи. Когда взвился занавес, никто уже не обращал внимания на пустое место. Однако отсутствие одного театрального зрителя было вы­звано обстоятельствами, касавшимися многих людей.

Незнакомец, задержанный с помощью кре­стьянки — члена земледельческого кооператива, имел заранее подготовленное объяснение. Он зая­вил следователю КПО, который начал допраши­вать его еще на заставе, что является работником пароходства и командирован из Вроцлава на бук­сир «Нептун», стоящий на Одере, неподалеку от Челина. Действительно, у задержанного на ру­ках оказалось командировочное предписание, но тем не менее документы эти вызывали подозре­ние. Прежде всего следователя удивило, что в до­кументах человека, выдающего себя за поляка, значится имя «Антон» вместо общеупотребитель­ного «Антоний». Кроме того, бумаги носили следы умышленного загрязнения. На этом фоне как-то странно свежо и отчетливо выделялись печати.

Пекле быстрой проверки было установлено, что командировочное предписание, как и все осталь­ные бумаги, — фальшивое. То, что задержанный выбросил компас, убеждало пограничников — одно преступление уже является неоспоримым: нелегальный переход границы. Кстати, и сам задержанный перестал отказываться от этого. Он сознался, что действительно перешел границу, но он только контрабандист, и документы купил в Западном Берлине около зоопарка, где и в самом деле концентрируется торговля фальшивыми до­кументами любой страны.

Пограничники передали это дело органам безо­пасности. Задержанный, который уже сознался, что его настоящее имя Адольф Махура, был пере­везен на машине в Щецин. Тем временем началь­ник управления вызвал к себе сотрудника контр­разведки Владислава Стефаняка и поручил ему распутать дело Махуры.

Стефаняк вернулся в кабинет и приготовился к первому допросу. Пока он еще очень мало знает человека, которого утром задержал погра­ничник Цыняк: фальшивые документы, прибыл из Берлина, имел при себе компас. Собственно контрабанда в Польше не в моде, она теперь невыгодна контрабандистам: их стали сурово ка­рать за переход границы. Остается лишь одно: шпион. А если так, то какое он получил задание? Кто прислал его? Кто ему платит? С кем должен был встретиться в Польше?

Разработку схемы допроса прерывает дежур­ный:

— Разрешите доложить? Доставлен задержан­ный на границе Антоний Моравец, он же Адольф Махура.

Стефаняк дает распоряжение привести задер­жанного. Хочет уже положить трубку, но тут вспоминает что-то. Соединяется с городом и на­бирает номер своего домашнего телефона. Отве­чает женский голос. Суровое лицо Стефаняка смягчается, губы сами собой складываются в улыбку.

— Марылька! Я помню, что мы сегодня дол­жны пойти в театр... Да! Но я не приду... Не могу... Нет, нет, это никакое не собрание — я бы заранее знал... Что именно? Голубка, но ты же знаешь, что я все равно не скажу... Иди сама и не сердись, постарайся развлечься и не думай обо мне плохо... Да, еще одно — не жди меня ужинать и ложись спать...

Часовой вводит Махуру и удаляется. В каби­нете остаются трое — Стефаняк, Махура и офи­цер Анджей Бальцерский, который должен вести протокол допроса.

— Садитесь, Махура! Что вас привело к нам?

Стефаняк спрашивает так спокойно, словно до этой поры ничего не слышал о задержанном и ничего не знает по его делу. Зорко присматри­вается к Махуре, когда тот говорит, наблюдает за его жестикуляцией, за способом выражать мысли. Махура неторопливо рассказывает о себе:

— Это, ей-богу, длинная история, я ведь только контрабандист... Ну, вы понимаете, просто хотел заработать пару злотых. Сейчас я даже сожалею, но вы, панове, не будете слишком строги к моло­дому неопытному человеку... Согрешил!

Вопрос, который, к своему изумлению, слышит Махура, не имеет ничего общего с его «грехом». Польский офицер спрашивает о семейном поло­жении Махуры, об образовании, о его профессио­нальной привязанности. В голосе следователя нет никакой угрозы, никакого категорического требо­вания. Потом офицер спокойно возвращается к сути дела: кто поручил «контрабандисту» перейти границу? Как его имя? Как он выглядел? Где познакомились?

Проходит несколько часов. В щецинском театре начался антракт между вторым и третьим действиями. В фойе одиноко прогуливается стройная женщина с пепельными волосами и немножко грустным лицом. Муж ее тоже объявляет пере­рыв после второго акта — первый разыгрался на границе, и это была драма, где главным «героем» явился Махура. Задержанного отправляют в ка­меру. Однако перед этим его подвергают тща­тельному обыску, и на столе Стефаняка остаются: часы, вечное перо, галстук, поясок. Оба офицера разбирают часы и исследуют, нет ли каких-либо знаков, действительно ли механизм их предназна­чен только отмерять время, а не смерть Скрупу­лезному осмотру подвергается и вечное перо. На пояске распарываются все швы — нет ли тайно­писи или шифра? Наконец, очередь доходит до галстука. Стефаняк обращает внимание на под­кладку, где стоит номер 618. Что это — номер из прачечной? Хм-м... Во всяком случае это не фаб­ричный знак!

Оба офицера откладывают галстук и прини­маются изучать карту границы. Основываясь на показаниях Махуры. оба офицера воссоздают путь «контрабандиста». Бальцерский читает запи­санные в протоколе названия местностей, а Сте­фаняк отыскивает их на карте Его карандаш двигается от серого пятна Берлина на Эркнер, наносит линию вдоль шоссе, идущее к востоку, пересекает воды Одера и останавливается на польском берегу.

— Минутку, Анджей! Посмотри-ка еще раз, какие цифры стоят на том галстуке... Что, шесть­сот восемнадцать?.. Любопытно! Ведь это же но­мер пограничного столба на участке, где...

Около полуночи щецинский театр закрывается. Погасли лампы, разошлись зрители, вернулись домой актеры, заперт в кладовых реквизит. Но в кабинете офицера безопасности еще светло: рабо­тают. Когда главный «герой» пограничной драмы уже спит в своей камере, Стефаняк и Бальцер­ский представляют начальнику управления «либ­ретто» первых двух актов драмы и демонстрируют реквизит. Все трое наклоняются над галстуком з полоску и над разложенной рядом картой Совпа­дение цифр не может быть случайным. Тут кроется тайна.

В час ночи Стефаняк и Бальцерский выходят из кабинета начальника Дальнейший ход действий определен Через четверть часа Стефаняк осто­рожно открывает дверь своей квартиры и на цы­почках не зажигая света, проходит переднюю. Когда он берется за ручки двери своей комнаты, то чувствует под рукой листок. Зажигает спичку. «Ужин ждет. Может быть, все-таки покушаешь?» Стефаняк находит в кухонном буфете приготов­ленный ужин. Только теперь он ощущает голод, только теперь усталость и желание спать напоми­нают, что сентябрьская ночь скоро сменится рас­светом.

Глава двенадцатая Полсантиметра до двух метров

На следующий день органы безопасности пред­ставили Щецинской прокуратуре доказательства Преступления Адольфа Махуры — нелегальный переход границы и использование фальшивых до­кументов Доказательства эти были признаны до­статочными для выдачи ордера на арест и заклю­чение под стражу.

Но допрос Махуры шел своим чередом. Видно было, что он играет на оттяжке времени. Ему в третий раз предложили подробно повторить «ре­ляцию» о событиях, которые явились причиной передачи его в руки органов безопасности. Как известно, преступнику неимоверно трудно со всей точностью повторять надуманный рассказ. Махуре особенно не везет в этом. Сотрудники безо­пасности видят много существенных расхождений в каждой из его очередных версий «приключения контрабандиста». Всего труднее ему быстро назы­вать имена и соответственно размещать их в нуж­ных местах показаний. Запас популярных немец­ких имен быстро исчерпывается, а тут вдруг приходится отвечать на неожиданные вопросы: кто, когда, где, как и прочее. Наконец с уст Махуры случайно срывается подлинное имя: тетка фон Гейлих. Потом приходит успокоение: «А чем это может мне повредить?».