Не доверяя мудрому Евгению Примакову, Ельцин назначает отставного премьера Черномырдина для выполнения специфической задачи – уговорить югославского президента Милошевича, чем-то не угодившего Западу, согласиться на условия НАТО – признать Косово независимым государством и согласиться со всеми иными требованиями, иначе... Черномырдин успешно справляется с этой задачей, но затем, подумав, Милошевич отказывается от своей подписи. Примаков летит за океан, чтобы как-то смягчить обстановку, намечена его встреча с президентом Клинтоном. На востоке НАТО начинают бомбардировку Белграда. Возмущенный Примаков разворачивает самолет над Атлантикой и возвращается в Москву. И это вызывает раздражение у американцев, и соответственно – у Ельцина. Когда позже, усилиями Березовского, TV начинают травлю премьера, Ельцин самодовольно, снисходительно выговаривает Примакову за его «неумение наладить отношения с прессой» (это тоже показывают по TV). Было очевидно, что наиболее способного лидера правительства за все 90-е гг. Ельцин готовится изгнать, во всяком случае, мне это было ясно.
Это и произошло вскоре, правда, не без юмористически-детективных приложений. Некий министр путей сообщения, приставленный к Степашину в качестве его первого заместителя, необычайно быстро сблизился с «семьей», на этой основе стали развиваться недоброжелательные его отношения со Степашиным. Когда Ельцин окончательно решил назначить Степашина главой правительства и пригласил его прибыть в Сочи, на свою летнюю резиденцию, где он тогда находился на отдыхе, – прибывший Степашин... обнаруживает своего «первого заместителя», беседующего с президентом. Чрезмерное подобострастие подвело его – он так старался стать премьером вместо Степашина, что, похоже, «переиграл самого себя».
Но сильнейшее раздражение у Ельцина премьер Степашин вызывает своими действиями (и словами) в период пребывания в Америке. На встрече с вице-президентом Альбертом Гором несколько расслабленный вниманием американцев Степашин делает большую ошибку. Он высказывается в том плане, что в России есть и такие политики, которые еще достаточно молоды, энергичны, образованны, – в отличие от тех, которые от дряхлости даже трудно передвигаются, уже не соображают, к тому же кое-чем «злоупотребляют». Ельцин такое не прощает...
Огромную роль в перерождении Ельцина, несомненно, сыграла «дворцовая интеллигенция». Кто-то, помнится, писал, что российская интеллигенция мечется между свободой и рабством, но так ли это? Интеллигенция, во всяком случае, та ее часть, которая могла оказать влияние на власть, не нуждается в свободе, ей нужна причастность, приближенность к власти, к любой власти, но еще лучше – к власти тиранической, блеск такой власти, как оказалось, ласкает интеллигентские души, быть рядом с тираном – становится ее вожделенной мечтой. И духовный плен – вовсе не смертелен для такой «ищущей» души, ибо она не ощущает себя в рабстве. Существование в абсурде стало в эпоху ельцинизма для русской столичной интеллигенции не просто привычным состоянием, но и вожделением. И дело вовсе не в «старых извинительных привычках», якобы приобретенных в коммуно-советские времена, ссылки на которые почему-то становятся индульгенцией как для таких «интеллигентов», так и для власти, совершающей не только преступления, но демонстрирующей свою абсолютную свободу от общества и закона, а нравственного закона – тем более.
Как высшая демократическая добродетель преподносилась в ельцинские годы сама возможность обсуждать общественные проблемы и даже тихонько ругать Власть. И вот мы уже знакомимся из уст с новой формулой придворных летописцев: «разве нельзя считать обсуждение власти, государства, его политики – высшей ступенью самой демократии?» – Но разве и власть, и государство в обществе не обсуждались всегда: – и в 20–50-е, и в 60-е, и в 70-е, и в 80-е, и в 90-е годы? А разве сталинскую конституцию не «обсуждали»? И кстати, тогда тоже говорили о «высшей форме демократии», однако ельцинистами «демократия» тоже была сведена всего лишь к праву «обсуждения». – Это ли не свидетельство полной духовной деградации, убийства свободной мысли? «Дворцовые интеллигенты» в условиях полного упадка Системы заговорили в те времена о необходимости «терпения», – прекрасно! Но почему они не призывали в 1993 г. к «терпению», а требовали «немедленно», «сию минуту» дать «новую, совершенную и абсолютно демократическую конституцию»? Или почему не потребовали «терпения» от расстрельщиков парламента? Тогда, похоже, было не до «терпения», – другие были задачи. И вдруг на исходе ельцинизма они заговорили о «терпении»! Шахтеры, учителя, врачи, по году не получающие заработную плату, от безысходности стали блокировать движение железнодорожного транспорта, – а их призывали к «терпению»!... Эти люди чем-то напоминали образы пещерных людей, выведенных шотландским философом XVI века Фрэнсисом Бэконом (idolo specus), с их пещерными иллюзиями; все происходящие вокруг события они воспринимают грубо-извращенно, через свое сумеречное сознание, отсекая все неприятное, непонятное, сложное и до крайности вульгаризируя и упрощая жизнь и события, в ней происходящие. Их интересовала только их собственная жизнь и жизнь их группы (стада) с их неизменными инстинктами.