И смотреть, как тренируются ваши противники.
Я почти вижу невысказанные слова в его глазах. Знание того, как дерутся ваши соперники, умение читать их движения и маневры может стать разницей между жизнью и смертью.
— А также отработка танцевальных движений! — тепло говорит мать, которой балы всегда нравились гораздо больше, чем кровопролитие на Испытаниях.
Отец улыбается жене. Это искренний жест, который он делает только ей. — Хватит говорить об Испытаниях. Давайте поедим.
И тут начинается шествие слуг, которые несут к столу дымящиеся подносы. Перед нами десятки блюд, доверху набитых едой. Приправленная индейка и груды фасоли выкладываются на тарелки. Гейл сама выносит поднос с липкими булочками и ставит их перед нами с Киттом, чтобы подразнить нас двоих. Я быстро подмигиваю ей, когда она уходит, закатывая глаза.
Мы с Киттом болтаем без умолку, передавая друг другу подносы с едой и отгоняя слуг, когда они предлагают нам прислуживать. Я как раз укладываю индейку на тарелку, когда мой взгляд натыкается на Пэйдин, неподвижно сидящую напротив меня. Ее челюсть плотно сжата, как будто она изо всех сил старается не дать ей разжаться. С любопытством я смотрю через стол на Геру, у которой на лице такое же выражение благоговения. Даже Эйс, который, казалось, был в лучшем положении из троих, не может удержаться и молча смотрит на количество еды, поставленной перед нами.
Мой взгляд снова скользит к Пэйдин, которая слишком занята морганием, чтобы утруждать себя едой. Я могу только представить, что творится у нее в голове. Наверное, что-то вроде отвращения к тому, как много еды мы тратим впустую, в то время как ей едва хватало на выживание. Когда я смотрю на замаскированный гнев, растущий на ее лице, что-то подсказывает мне, что она предпочтет сегодня голодать.
А этого делать нельзя.
То, что мы соревнуемся друг с другом, не означает, что я хочу победить ее по умолчанию, потому что она умрет от голода. Поэтому я накалываю вилкой кусок индейки, протягиваю руку через стол и кладу его ей на тарелку.
Ее глаза переходят на мои, на лице — нечто среднее между раздражением и шоком. — Ты любишь фасоль? — небрежно спрашиваю я, а когда она не отвечает, все равно кладу ей на тарелку. — Что ж, думаю, узнаем.
Я наклоняюсь над столом, добавляя картофель к растущей куче еды на ее тарелке, и бормочу: — Ты тоже будешь заставлять меня кормить тебя с ложечки или ты сама справишься? — При этом я улыбаюсь ей так, что ей, несомненно, захочется бросить свои бобы и ударить меня по лицу.
Ее глаза горят, как синее пламя, практически ругая меня взглядом. Но, как я и предполагал, она нехотя берет вилку и запихивает в рот несколько бобов, не сводя с меня взгляда. Я откинулся на стуле и усмехнулся. Она видела по моим глазам, что я буду кормить ее с ложечки, если она не начнет есть, и она ни за что на свете не позволит этому случиться.
Следующие несколько минут были наполнены звоном столового серебра и разрозненными разговорами. Блэр поворачивается к нам с Киттом и говорит о Чума знает чем. В общем, Китт гораздо лучше меня, и особенно когда дело касается ее. Он болтает без умолку, а я вместо этого предлагаю свое внимание еде, лежащей передо мной.
Внезапно сквозь шум разговора прорывается голос отца. — Так, — я поднимаю глаза и вижу, что он заинтригованно смотрит на Пэйдин, — это и есть та девушка, которая спасла тебя в переулке?
Только после того, как ограбила меня.
Я чувствую, как все взгляды устремляются на нас, все прислушиваются к разговору. Пэйдин ын аккуратно опускает вилку и смотрит на короля с таким напряжением во взгляде, что она ненадолго напоминает мне Блэр. В ее взгляде сквозит какая-то эмоция — эмоция, которую она пытается скрыть. У меня нет времени, чтобы попытаться расшифровать ее, прежде чем она в мгновение ока превращает свои черты в нейтральные.
— Да, я спасла ему жизнь. Не так ли, Ваше Высочество? — Она обращает свой взор на меня, ее улыбка превращается в вызов.
— Значит, ты все-таки знаешь мой титул. — В моих словах звучит сарказм, а в уголках губ играет улыбка. — Знаешь, я не был уверен. Ведь там, в переулке, ты называла меня совсем по-другому.