Липкие пальцы сомкнулись над моими, мед, покрывающий руки Адены, так же сладок, как и ее улыбка, которой она делится со мной. Мой секрет хранится в блеске ее глаз, в верности ее выражения. Я так долго смирилась с тем, что ничего не может быть настоящим. Любая дружба фальшива, любая доброта рассчитана.
— Скрывай свои чувства, скрывай свой страх и, самое главное, скрывайся за своим фасадом. Никто не может знать, Пэди. Не доверяй никому и ничему, кроме своей интуиции.
Мягкий голос отца странным эхом отдается в моей голове, напоминая, что каждая часть моей жизни должна быть ложью, а девушка, сидящая передо мной, должна быть такой же обманутой, как и все остальное королевство.
Эгоизм украл мой рассудок всего на одну ночь, но этого хватило, чтобы подвергнуть опасности нас обеих.
— Ладно, хватит разговоров о Чуме, — весело говорит Адена, осматривая аллею, а затем добавляет, — и о твоей… ситуации.
Я не пытаюсь подавить фырканье. — Похоже, два года не дали тебе времени поучиться тонкости, А.
Я сомневаюсь, что она вообще меня слышала. Сомневаюсь, что она может сосредоточиться на чем-то другом, кроме ткани, скользящей между ее пальцами. Оранжевые глаза сканируют швейные принадлежности, и Адена оставляет наш предыдущий разговор, чтобы рассказать о том, какие вещи она будет делать из нового шелка. Ее теплые коричневые руки копаются в обрывках ткани при мерцающем свете лампы, начинают подгибать края, закалывать углы, колоть пальцы, без устали ругаться.
Мы впадаем в ту непринужденную беседу, которая возникает только после нескольких лет совместного выживания на улицах, что позволяет легко интерпретировать беспорядочные слова Адены по булавкам, зажатым между ее губами. Я переворачиваюсь на спину и наконец-то затихаю, наблюдая за ее негнущимися пальцами и нахмуренными бровями, слишком поглощенными своей работой, чтобы уснуть.
От колющей боли в боку я открываю глаза и забываю о сонливости. Зазубренный камень, торчащий из пола переулка, заставляет меня недовольно поморгать: — Попомни мои слова, когда-нибудь я украду койку.
Адена закатывает глаза, как она делает это каждый вечер, когда я даю одно и то же пустое обещание. — Я поверю в это, когда почувствую, Пэ, — поет она.
Я переворачиваюсь уже около дюжины раз, прежде чем на мою голову натыкается скомканное одеяло. — Если ты не перестанешь извиваться, клянусь, я пришью тебя к земле, — говорит Адена со всей сладостью липкой булочки.
— Я поверю в это, когда почувствую, А.
Глава 2
Кай
Огненный шар проносится мимо моего лица, едва не опалив мне волосы. Я едва успеваю увернуться, как чувствую вторую волну жара, несущуюся ко мне.
Чума, у Китта сегодня прекрасное настроение.
Пританцовывая на носочках, я наблюдаю, как в мою сторону летит еще одна огненная сфера, и ощущаю знакомое чувство адреналина. Я бросаю щит из воды и слышу шипение огня, пока он не превращается в густое облако пара. Китт прищуривается, пытаясь разглядеть меня сквозь дым, и тут его глаза расширяются, когда я неожиданно сталкиваюсь с ним. Мы падаем на землю, я прижимаю его к себе и поднимаю пылающий кулак, направленный ему в лицо.
— Уступаешь? — Я не могу сдержать улыбку, которая дергается на моих губах. Он кашляет от смеха, его взгляд мечется между моим лицом и пылающим кулаком, поднятым рядом с ним.
— Если я скажу «нет», ты действительно ударишь меня, братишка? — Несмотря на огонь, пылающий в нескольких сантиметрах от него, зеленые глаза Китта блестят от удовольствия.
— Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос. — Я слегка улыбаюсь, отводя кулак назад, готовясь нанести удар.
— Хорошо, хорошо, я уступаю! — зашипела Китт. — Но только потому, что не хочу, чтобы бедному Илаю пришлось вправлять еще один сломанный нос.
Я мрачно усмехнулся, представив себе выражение лица королевского лекаря, если мы придем к нему с еще одной сломанной костью. Поднявшись на ноги, я протянул руку Китту, все еще распростертому на земле.
Улыбка, которую он мне дарит, не доходит до его глаз, когда он наконец говорит: — Чума, Кай, ты лучше меня владеешь моими способностями.
— И именно поэтому ты будешь править страной, — говорю я просто, — а я буду сражаться на поле боя, отвлекая врага своей привлекательной внешностью.
— Ты хочешь сказать, что я не смогу отвлечь врага своей лихой внешностью? — спросил Китт сквозь глубокий смех, притворяясь обиженным.