— Перун? Вы?! — переводят взгляд на пускающего слюни царевича с остекленевшим взглядом. — Ваше Высочество?!
— Присмотрите за ним, — швыряю Гошу в траншею, под насыпью рядом.
Он, сжавшись в калачик, визжит:
— Небесные волки, вам меня не достать! — и зарывается лицом в землю. — Хи-хи-хи…
— Боги, что с царевичем? — солдат делает дулом автомата сварожий круг.
— Испугался высоты, — я взмываю обратно в небо. — Царевич подозревается в заговоре против государя и Отчизны. Много чего знает, наверное. Отведите его в убежище и следите за ним. Если упустите — шкуру спущу. А еще проверяйте, чтобы он себе язык не откусил. Ему резко стало страшно жить.
— Небесные волки, хи-хи…
— Вас поняли, — слышу оторопелое. — Но куда вы сами?! В той стороне враг!
— Пока да.
Окопы и военные траншеи с брустверами остаются позади. Палаточный город наемников вырастает перед глазами. Тысячи шатров-бараков, уходящих на юг, а за ними черные стойбища демонов. Радиолокационные станции вращают антеннами. Меня, конечно, не должны были обнаружить. Отвод, все дела. Но, видимо, успели засечь, пока курсировал с Гошей. Не повезло. Наемникам, конечно.
Свист ветров уступает гулу снизу. Далекие пусковые установки ПВО дают залп. Три ракеты летят мне навстречу. На каждой четыре небольших крыла. Я взмахиваю Когтями, молнии впиваются в железные конусы-носы. БУ-У-УХ. Взрывы сотрясают небо. Бригантина принимает ударную волну, и меня лишь толкает на пару метров. Да еще в ушах слегка позванивает.
Зенитные ракетные комплексы выпускают новые снаряды, похожие сверху на фломастеры. С шипением, ракеты оставляют огненный след. Мне есть чем ответить. Снова разряжаю Когти. Зудящее золото обжигает кожу, распускаясь густой вязью. Вообще, опасны только радиоуправляемые ракеты, остальные Отвод сместит. Но огненная завеса скроет мой силуэт от врагов, и они не смогут предсказать место моего приземления. Свалюсь, как снег на голову. К тому же под «бум-бум» круче же нагрянуть. Да и боезапасы врага надо израсходовать — забочусь об Аяно и Ко, чтобы меньше горяченького им досталось.
Бомбы сотрясают небо, разрываясь вдали.
Взрыв. Взрыв. Взрыв…
Белые облака тонут в море огне. Я лечу сквозь пламя. Крылья обезьяны сгорают, сразу же создаю новые. Кругом вьются молнии, взрываются зенитные снаряды. Вражеская артиллерия меня не видит и бьет суматошно, наугад, пытаясь задеть юркую цель. А я, плевав на обстрел, несусь к центру лагеря. Иногда маневрирую, иногда меня подталкивает взрывными волнами, которые Отвод не смещает из-за большого пораженного пространства. Бросаю взгляд на «щели» — особенно глубокие канавы. Ямы битком забиты басмачами. Видно, решили, что через их воздушную оборону прорвались бомбардировщики, и попрятались от обстрела.
Но в первую очередь меня заинтересовывает вымес, что выбежал из роскошного шатра. Даже издалека видно — британец. А я в последнее время что-то не люблю британцев. Не знаю почему даже. Значит, заглянем к нему! Вдруг он объяснит.
Неофициальный командир «добровольческой» армии, лорд Джозеф Морис, попивает чай в своем роскошном шатре.
Британец поудобнее устраивается на стуле и наслаждается терпким ароматом бергамота. Ароматом старой доброй Англии. Как говорят англичане: «Если тебе жарко, чай остудит тебя. Если ты замерз, он согреет тебя». А еще, на чужбине он всегда напомнит о родине.
— Ох, уж это сладкое чувство ностальгии по любимым местам, — проговаривает лорд и смотрит на забившуюся в угол девушку. — Да, крошка? Тоже скучаешь по родным?
Полуголая афганка, в одном нижнем белье, всхлипывает, закрыв лицо руками. На вид ей не дашь и восемнадцати. Девушку Джозеф отобрал у ее матери, забрал из родного кишлака, когда армия пересекала пакистанско-афганскую границу. Обычно лорда не прельщают темные, не английской внешности женщины. Но в этот раз он сделал исключение — захотелось вдруг экзотики. Тем более и данные у девчонки достойные. Особенно два больших параметра четвертого размера, гы-гы. Да и в целом она ничего. С прекрасными темными волосами, бархатистой кожей и крепкими ногтями. А еще Джозефу нравятся звуки плача девушки. Бесподобно! Слава и долгих лет жизни королеве!
Он пригубил из кружки, наслаждаясь всхлипываниям афганки. Как будто рыжая сова поет. Очень похоже. Песня этой птицы обладает поразительным чувством англичанства. В своем приусадебном саду Джозеф часто слушает рыжую сову, прижавшуюся к стволу дуба. А теперь, с таким же наслаждением, внимает плачу афганки. Хорошо, что девочка сильно скучает по матери. Есть из-за чего слезы лить. Иначе бы пришлось бить девчонку, а Джозеф не любит рукоприкладство. Оно портит внешний вид игрушки. Но скоро афганка попривыкнет к новой реальности, и тогда всё же придется задавать ей пощечины по вечерам. Либо пакистанцев звать…