1. Это диалоги и монологи, которые очень часто придают некоторую театральную драматургию тарантиновскому кинематографу. Например, новелла в «Четырех комнатах», большинство сцен в «Бесславных ублюдках», «Джанго освобожденном» и «Омерзительной восьмерке» воспринимаются не иначе как театральные постановки, которые были идеально перенесены на большие экраны[66]. Это совершенно особенные, уникальные диалоги; кое у кого создается впечатление, будто некоторые из них вымученные или неестественные, но в конце концов если даже и так, они все равно мало отличаются от пьес. Можно сказать, что определенные диалоги якобы ни о чем, другие намеренно затянутые и пафосные, а кое-какие посвящены конкретным, но незначительным вещам. И все же каждый диалог у режиссера — тарантиновский, в какой бы вселенной он ни звучал. Кстати, Мартин Макдонах сделал карьеру в театре с помощью «тарантиновских диалогов».
2. Повествование во вселенной Тарантино нелинейно и часто делится на главки либо прерывается теми или иными вставками, будь то анимация, флешбэки или рассказ о других героях картины. Вместе с тем время во вселенной Тарантино не просто нелинейно, но также и атемпорально — даже в тех случаях, когда, казалось бы, мы смотрим его исторические фильмы.
3. Ни для кого не секрет, что в творчестве Тарантино много насилия. Конечно, насилие в «Бешеных псах» и в первом томе «Убить Билла» радикально отличается (к этому мы вернемся в других главах), и тем не менее оно связывает вселенную, созданную режиссером.
4. В тарантиновской вселенной много юмора. Это далеко не всегда ирония, свойственная, скажем, кинематографу братьев Коэнов, и не всегда фирменное нелепое Дэвида Линча. Иногда это просто клевый юмор. Но очень часто это насмешка режиссера над его персонажами. Когда Джулс Уинфилд заявляет, что «случилось чудо» или «божественное вмешательство», то он выглядит смешным; когда Ганс Ланда достает гигантских размеров трубку, он выглядит смешным; когда мистер Розовый просит дать ему другую кличку, он выглядит смешным; и когда каскадер Майк удирает на своей машине от трех рассердившихся на него женщин, он выглядит смешным. Персонажи Тарантино очень часто настолько комичные, что почти все его фильмы можно было бы приписать жанру комедии. Возможно, существует очень мало исключений (мистер Вулф? Черная Мамба? Шошанна Дрейфус? Кто еще?) из всех персонажей, созданных Тарантино, которые бы не выглядели смешными в принципе.
5. Остается большим вопросом, есть ли во вселенной Тарантино место представлениям о добре и зле или, говоря иначе, существует ли в фильмах режиссера моральное измерение? Некоторые, например, считают, что да, и картины Тарантино не про эстетику, а про этику[67]. Однако у режиссера нет нравственно кристально чистых персонажей — непорочных героев, которые, вступив в мир зла, могли бы оттенить его, как, скажем, персонажи Кайла Маклахлена и Лоры Дорн в «Синем бархате» Дэвида Линча. «Хорошие парни» у Тарантино не то чтобы ангелы; они очень сомнительные моральные агенты — наркоманы, убийцы или просто гангстеры. Во вселенной Тарантино почти нет героев с незапятнанной репутацией. Много ли мы сможем насчитать представителей тарантиновской вселенной, похожих на героя Майкла Фасбендера из «Бесславных ублюдков»? Так или иначе, все персонажи в мире Тарантино довольно омерзительные, если воспользоваться его собственной терминологией. Однако и однозначно злых героев у Тарантино найти довольно трудно. Возможно, Гитлер и Геббельс — наиболее удачные примеры, но и их карикатурные образы меркнут перед обаянием, умом и проницательностью полковника Ганса Ланды. А Марселас Уоллес никак не представляет собой чистое зло. Скажем так, мы не можем представить себе, чтобы в ту пикантную ситуацию, в которую попал Марселас, мог бы угодить Фрэнк Бут из «Синего бархата». Скорее Фрэнк Бут будет тем, кто насилует мужчину (что он в каком-то смысле и делает с Джеффри, героем Маклахлена из «Синего бархата»), нежели тем, кого насилуют. Хорошо, у Линча есть персонаж мистера Эдди, которого можно сравнить с Марселасом, но мистер Эдди — игрушка в руках Таинственного человека. В данном случае именно Таинственный человек является поистине линчевским персонажем. И какой бы мистический флер ни нагонял Тарантино на Марселаса (загадочный чемодан с кодом «666», появление лица героя в кадре лишь во второй части фильма), мистер Уоллес все равно останется вполне обычным гангстером, которого без труда смогут изнасиловать два рядовых извращенца.
То есть во вселенной Тарантино уровень порочного существования, в котором живут его персонажи, оказывается не таким уж ужасающим. Зед и его приятель Мэйнард из ломбарда оттеняют в целом не слишком порочный мир Тарантино. Оказывается, в Лос-Анджелесе есть места и куда более страшные, нежели бар, где проводит время Марселас. И это единственное место, где могло случиться что-то в самом деле страшное. И Гансу Ланде, и каскадеру Майку, и Биллу, и мистеру Кэлвину Кенди, и даже психопату Ричарду Гекко очень далеко до того, чтобы приблизиться к злодейству Боба, Фрэнка или Таинственного человека из вселенной Дэвида Линча. Почти все герои Тарантино одинаково порочны и имеют человеческое измерение, то есть далеки от того, чтобы являть собой примеры необъяснимого зла. Вместе с тем, если герои Тарантино действуют в рамках определенного типа морали, то они получают за это вознаграждение или наказание. Например, мистер Розовый, «сохраняя профессионализм», не нарушает запреты и в итоге по крайней мере остается в живых.
66
И хотя самым театральным из этих фильмов кажется «Омерзительная восьмерка», потому что в нем есть увертюра, пролог, отдельные акты и даже антракт, мы не должны впадать в заблуждение: это распространенная практика для множества американских фильмов, шедших в прокате несколько десятков лет назад. Вместе с тем это не отменяет ее «театральности». Неслучайно Тарантино заявил, что хотел бы поставить «Омерзительную восьмерку» в театре.