И с к р о в (подставляя спину солнцу). Не жизнь, а времяпрепровождение. Пора, Миша, уходить.
М е р з л я к о в. Да вы еще больны…
И с к р о в. Здоров. Ноги заживают. Лихорадки как не бывало. А главное — я решил, куда идти и что делать. Помните, Миша, что писал Энгельс о русских солдатах?
М е р з л я к о в. «Являются одними из самых храбрых в Европе…»
И с к р о в. Да. И еще — так: «Всегда легче было русских расстрелять, чем заставить бежать обратно», «они недоступны панике». Наш долг, Михаил, сколотить и повести за собой отряд безначальных солдат, «бедаков», о которых нам давеча рассказывали.
М е р з л я к о в. Мы с ними не выйдем — пропадем.
И с к р о в (раздумчиво). Может, и пропадем. Но ведь нельзя же, чтобы пропадали только они. А?
На чердак поднимается сгорбленная седая с т а р у ш к а.
С т а р у ш к а. Вот… пошила вам обувку. (Протягивает две пары дорожных туфель.) Пару из брезента, пару — из половиков…
И с к р о в. Благодарим. Очень кстати. Нам уходить пора!
С т а р у ш к а. Ступайте, батюшки, ступайте. В добрый час!
И с к р о в. Отличные туфли! Мягко, удобно.
С т а р у ш к а. Носи на здоровье. (Вдруг отвернулась. Всхлипывая, сморкается.) Стемнеет… Невестка вас проводит…
Берег Днепра выше Могилева. В воронке сидит М е р з л я к о в. Недалеко от него, в лощинке, И с к р о в. Дальше залегли б о й ц ы.
Г о л о с. Молодец, полковник Мерзляков. Нашел воронку, хоть кровать ставь.
И с к р о в. Заметьте, Миша: лучше сидеть в хорошо замаскированной воронке, чем в самом крепком, но незамаскированном убежище… Плоты готовы?
Г о л о с. Готовы, товарищ генерал.
И с к р о в. Переправить раненых. Спокойно, без суеты.
Бойцы, тихо переговариваясь, уходят к реке. Доносится глухой стон.
И с к р о в. Кто-то стонет. Ну-ка, пойди погляди. Погоди, я сам. (Скрывается за кустами. Через некоторое время возвращается. Тащит раненого саперного лейтенанта.)
Мерзляков бросается на помощь. Кладут раненого на землю.
Л е й т е н а н т. Товарищ генерал, возьмите знамя, а меня… Оставьте…
Искров и Мерзляков перевязывают лейтенанта.
(Слабым голосом.) Оставьте меня. Мне — умирать, а вам зачем пропадать?
И с к р о в. А мы и не собираемся пропадать. Вы — солдат. Мы — тоже. Солдаты в бою друг друга не оставляют. (Снимает с себя ремень, прилаживает его к лейтенанту под мышки.) Понесем в четыре руки. Бери, Миша, знамя. На том берегу схороним.
Несут лейтенанта. Между деревьев появляется гитлеровский с о л д а т с автоматом в руках.
К бою!
Мерзляков и Искров ложатся. Перестрелка. Мерзляков вскакивает, но тут же падает.
(Подбегает к Мерзлякову.) Миша!.. (Опускается перед ним на колени.) Миша… (Обнажает седую голову.) Прощай, Миша… (Целует его в лоб.)
Из-за деревьев выскакивают г и т л е р о в ц ы, бегут к Искрову.
О ф и ц е р (на ломаном языке). Руки вверх, господин генерал.
И с к р о в (не торопясь, встает). А что это изменит, если я подниму руки? Да вы трусы, господа фашисты! Ну, чего вы наставили автоматы? Я один, а вас — вон сколько! (Хватается за автомат.)
Несколько пар рук вырывают у Искрова автомат.
Это — насилие. Я привык видеть солдат в честном, открытом бою.
Офицер ударом кулака сбивает Искрова с ног.
(С трудом поднимается.) Не смей меня бить, дурак! Я сорок пять лет в армии, мне шестьдесят три года, а ты… Мерзавец!
Хаммельсбургский лагерь для военнопленных. Бараки. О х р а н н и к и ведут И с к р о в а. Он в полосатой куртке. Из барака выходит л а г е р н ы й с т а р ш и н а.
Л а г е р н ы й с т а р ш и н а. Здравствуйте, господин генерал. Принимаем вас, как почетного гостя!
И с к р о в. Вы — русский?
Л а г е р н ы й с т а р ш и н а (улыбнувшись, отвел глаза). Более или менее. Но закон есть закон. А потому пожалуйте за мной. (Делает знак конвою, чтобы тот отстал. Сопровождает Искрова на плац.)