И с к р о в. Я — коммунист и останусь им навсегда. При всех обстоятельствах.
Д р е й л и н г. Ваше имя очень популярно между пленными…
И с к р о в. Естественно… Кое-кто знает меня по учебникам.
Д р е й л и н г. Не только. На плацу… То, что вы отказались развязывать свой мешок, произвело на пленных самое нежелательное впечатление. По лагерю заговорили: вот так должен вести себя советский человек в плену! Согласитесь…
И с к р о в. Согласен: именно так и должен вести себя в плену советский человек.
Д р е й л и н г. Но ведь вы — ученый с мировым именем! Неужели вы собираетесь через месяц подохнуть с голоду или под пытками, как вся эта серая солдатская масса? Поймите: Советское правительство отреклось от вас, от всех военнопленных…
И с к р о в. Главное в том, что мы, советские люди, никогда не отречемся от своей Родины!
Д р е й л и н г. Я пытаюсь облегчить для вас лагерный режим, а вы не завтракаете, не обедаете… Вот и сейчас… (Кладет в рот ломтик поджаренного хлеба, аппетитно хрустит.) Зачем вы так поступаете? Разве вы не знаете, что германские армии уже под Москвой и Ленинградом. Назначен день триумфального въезда Гитлера в Москву. Русские сдали Смоленск, Киев, Одессу, Харьков. Еще один хороший натиск — и Советской России нет!..
И с к р о в (соскакивает с койки с гневно горящими глазами). Не смейте, Дрейлинг! Довольно фашистской болтовни!
Д р е й л и н г. Вот мы и повздорили, Дмитрий Иванович. Но, видит бог, я не хотел… Я лишь изложил вам взгляд… Это — взгляд Германии на будущее. Но я допускаю и даже не сомневаюсь, что он не предусматривает всех возможностей. Мало ли что еще может быть? Русский народ умеет защищаться…
И с к р о в (садится). Вы родились, выросли, служили в России. Неужели вы не знаете характера нашего народа — медленно запрягать, но скоро ездить? По вашим планам, война уже должна быть кончена, а нами она еще только начинается. Помните Кутузова?..
Д р е й л и н г. Не спорю. Но вот чего я не понимаю: мы с вами оба старые русские офицеры и служили одному государю — нашему русскому истинному государю. С той поры, как в России нет государя, кому должны мы служить?
И с к р о в (быстро). Я служу своему народу.
Д р е й л и н г. Пфуй! Вы служите большевикам? Не понимаю…
И с к р о в. Я вам объясню. Никто не уходит дальше того, что не знает, куда он идет. Космополит не может быть честным человеком. Но и… вы проповедуете распри, насаждаете человеконенавистничество, уничтожаете тысячи себе подобных… Я видел в Замостье… Я знаю… Вы — враги общечеловеческой, а следовательно, и немецкой культуры.
Д р е й л и н г (сорвавшимся до визга голосом). Молчать!..
И с к р о в (спокойно). Спрячьте самолюбие, господин фон Дрейлинг! Уже много лет вам приходится этим заниматься. Но я нужен Гитлеру не мертвым, а живым. Брест вам удалось взять только мертвым. А меня вам необходимо взять живым, только живым.
Дрейлинг выбегает. Искров открывает дверь.
Лагерэльтесте!
Вбегает к а р а н т и н н ы й у б о р щ и к.
Убрать!..
Уборщик забирает подносы, уходит.
Купе вагона. Шторы опущены. Под потолком ослепительно ярко горят сильные электрические лампы. И с к р о в сидит в наручниках, щурясь от света. Входит п о л к о в н и к с академическим значком.
П о л к о в н и к. Скажите, генерал, Красная Армия будет продолжать свое сопротивление после падения Москвы?
И с к р о в (встрепенулся). Неприятель не войдет в Москву. Он будет разбит под Москвой.
П о л к о в н и к Должен огорчить вас, генерал: свидетелем этого вы, во всяком случае, не будете.
И с к р о в. Возможно… (По лицу его проскользнула быстрая улыбка.) Я не буду свидетелем. Но вы, полковник, будете непременно.
Лампы гаснут. Входит э с э с о в е ц, снимает с Искрова наручники.
И с к р о в. Что случилось?
П о л к о в н и к Поздравляю вас, генерал.
И с к р о в. Благодарю, полковник.