И с к р о в. Вы правы, господин Раубенгеймер.
Р а у б е н г е й м е р. Я много потрудился, чтобы вы оказались в Берлине. И естественно, мне хотелось увидеться с вами и вывести вас из небытия. В Германии привыкли ценить людей высокого интеллекта. (После паузы. Осторожно.) Командование уполномочило меня предложить вам условия, на которых вы могли бы работать совершенно так же, как работали всю вашу жизнь.
И с к р о в. А именно?
Р а у б е н г е й м е р. Пожалуйста. Вы освобождаетесь из лагеря. Вы живете в Берлине как частное лицо, но жалованье получаете по чину. Вы…
И с к р о в (с любопытством). Чем я заслужу эти блага?
Р а у б е н г е й м е р. Пожалуйста. Вы будете вести вашу обычную научную работу. Посещать библиотеку генерального штаба, проводить мероприятия научно-испытательного характера. Можете организовать конструкторское бюро и лабораторию. Можете руководить своими помощниками, выезжать для проверки ваших расчетов в полевых условиях на любой фронт. Кроме Восточного, конечно. Можете заниматься всякого рода научными обобщениями, совершенно самостоятельно выбирая для них темы…
И с к р о в. Но я не могу и не хочу быть вам полезным. Ведь я присягал на верность своей Родине.
Р а у б е н г е й м е р. Да… Однако вы никому не обещали выбросить за окошко свою ученую квалификацию.
И с к р о в. При чем тут — обещал или не обещал? Вот представьте, что мы с вами поменялись ролями: вы — пленник, а я…
Р а у б е н г е й м е р. Понимаю, что вы хотите сказать. Я бы вел себя благоразумнее, чем вы.
И с к р о в. Позвольте вам не поверить, господин Раубенгеймер. Я тоже читал ваши работы.
Р а у б е н г е й м е р. Любопытно, что вы о них думаете?
И с к р о в. На свежесть и оригинальность ваши труды, честно говоря, не претендуют. Но глубокая эрудиция придает им несомненную значительность.
Р а у б е н г е й м е р. Не очень лестно.
И с к р о в. В каждой строке, в каждой мысли, которую вы стараетесь вбить в головы, чувствуется убежденный нацист.
Р а у б е н г е й м е р. Это не мешает мне быть терпеливым и доброжелательным по отношению к вам, коммунисту. И советую не торопиться с отказом. Прежде хорошенько подумайте. У вас будет для этого несколько дней. И знайте: от вашего решения зависит все.
Искров встал. Поднялся и Раубенгеймер. Молча глядят друг на друга.
И с к р о в. Прощайте, господин Раубенгеймер. (Выходит.)
Отель. И с к р о в сидит у письменного стола и просматривает газеты. На другом, круглом, столе стоит ваза с фруктами, нетронутые бутылки с вином, конфеты. Искров покосился на стол, берет одну конфету, ест.
Входит к е л ь н е р.
К е л ь н е р. Граф Бредероде.
И с к р о в. Граф Бредероде? Это его портрет в газете? (Показывает.)
К е л ь н е р. Граф Бредероде в штатском. А этот — военный. (Выходит.)
Входит высокий худой человек с грубым, точно у статуи со старинного рыцарского надгробия, лицом. Это — граф Б р е д е р о д е, правая рука Гиммлера.
Б р е д е р о д е. Я вас не обеспокоил, генерал?
И с к р о в. Ничего, граф, я привык. На портрете вы совсем другой. (Показывает.)
Б р е д е р о д е. Здесь я в мундире. В тридцать шестом году зимой в этом отеле останавливался маршал Тухачевский. По-моему, даже в этом номере. Помню, он сделал мне замечание за то, что я явился к нему в штатском.
И с к р о в. Маршал Тухачевский не был в тридцать шестом году в Берлине.
Б р е д е р о д е. Был. (Достает из кармана фотографию.) Пожалуйста, убедитесь. Сидя вот здесь, на этом диване, мы снялись с ним на память. Я храню.
И с к р о в. Фотография совсем свежа.
Б р е д е р о д е. У маршала были основания скрывать свои симпатии к Германии. Вы многого не знаете, хотя и общались с ним двадцать пять лет. Это был в высшей степени честный и благородный человек. Но скрытный.
И с к р о в. Неправда. Он был открытый и прямой.
Б р е д е р о д е. Упрямство, с которым вы отвергаете старания германских ученых восстановить ваше положение, поистине удивительно.
И с к р о в. Вы называете это упрямством?
Б р е д е р о д е. В вашем уставе написано, что сдача в плен — есть предательство…
И с к р о в. Не трудитесь продолжать, граф. Я лучше вас знаю наши уставы.
Б р е д е р о д е. Зачем вы говорите со мной в таком тоне? В Хаммельсбурге вы издевались над почтенным генералом Дрейлингом. А здесь оскорбляете меня и старого члена национал-социалистской партии Раубенгеймера. Мы из добрых побуждений…