И не шевелись. Спички есть?
Б е р е ж н о й (дает прикурить). Откуда у тебя си гареты?
Т р е т и й к р а с н о ф л о т е ц. Возьми парочку. Еще одну возьми. Бери-бери.
Б е р е ж н о й. Где взял?
Т р е т и й к р а с н о ф л о т е ц. Трофейные. У дельфина отнял.
А р к а д и й. Выходит, я дельфин.
Б е р е ж н о й. Как это?
Т р е т и й к р а с н о ф л о т е ц. Не знаю, дело темное. Принес от Штейнера письмо. Не читал? Да ты отстал от жизни. Тогда нам и говорить с тобой не о чем. (Аркадию.) Вперед.
К а т ю ш а (вдогонку). Эй, товарищ, как ваша фамилия?
А р к а д и й (обернувшись). Моя? Бетелев. Что-то знакомый голос.
Т р е т и й к р а с н о ф л о т е ц. Прекратить разговоры! (Уводит Аркадия.)
Б е р е ж н о й. Бетелев? Твой родственник?
Катюша порывается бежать за ними. Замерла, прижав руки к груди.
Кто это?
К а т ю ш а. Отец… Это мой отец!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Пустой снарядный погреб, приспособленный под гауптвахту. Просторное квадратное помещение с железобетонными сводами, без окон. Белые потемневшие стены — голые. К стенам железными прутьями прикреплены нары для лежания. Посередине стоят круглый лакированный стол с фигурными ножками, очутившийся здесь явно случайно, и две табуретки. На столе тускло светит керосиновый фонарь. Две полки заняты: на одной спит Г у д ы м а, на другой, ворочаясь с боку на бок, лежит А р к а д и й. Гудыма вскрикивает во сне, опять ложится, перевернувшись на другой бок, лицом к Аркадию. Тот сделал вид, что спит.
Г у д ы м а (приподняв голову). Спишь? Спи. Это единственное место у нас, где можно поспать. (Старается лечь поудобнее.) Не успеешь глаз сомкнуть, как опять просыпаешься. Жестко, что ли? (Ложится.) Еще отдохну часик-другой, пока там начальство решит мою судьбу. (Пауза. Ворочаясь.) Спит, счастливчик. Видать, на душе спокойно. А у меня, приятель, на душе муторно. (Пауза.) У него разговор с нашим братком короткий — в трибунал. Ну и наплевать! Все равно всем нам тут крышка. (Задумался.) В трибунале тоже крышка. Подведут статью — и в расход.
Аркадий заворочался, как будто проснулся.
Спишь или не спишь?
А р к а д и й. А?..
Г у д ы м а. Спи-спи. До утра еще далеко. Не буду тебе мешать. (Отвернулся.)
Пауза.
(Повернул к Аркадию голову.) Семья-то твоя уцелела?
Молчание.
Как будто стенке… Боится меня, что ли? Скажи, как тебя зовут?
А р к а д и й (недовольным тоном). Аркадием.
Г у д ы м а. Темный ты человек и, видать, прохвост порядочный. (Отвернулся.)
А р к а д и й (встает). Больно скоро о людях судишь. На себя оглянись.
Г у д ы м а. Против меня уже поставлена точка. (Чертит в воздухе крест.)
А р к а д и й (не сразу). За что?
Г у д ы м а. За что?.. Вот в этом все и дело — за что. Сказал начальству, что хочу жить.
А р к а д и й. А кому охота помирать? Наш отделенный все нам втолковывал: здесь каждый камень священный, каждый камень полит кровью наших предков. Умрем у этих камней — уря. А что такое камень? Камень — он и есть камень, а человек — живое существо. Ф-фу — и нет человека. А камень лежал, лежит и еще будет тысячу лет лежать. А на что он годится?
Пауза.
Г у д ы м а. Ты, видать, не унываешь, на губе сидя. Или надоело на свободе?
А р к а д и й. На какой свободе? (Помолчав.) Свобода там, где не свистят пули и не рвутся мины. Хочу — свет жгу, хочу — печь топлю и не боюсь, что прилетят на дым бомбить. Говорят, на Луне не воюют, отучили. Как только кто заикнется о войне, его цап — и в сумасшедший дом. Подержат денек-другой под брандспойтом — все, шелковым делается.
Г у д ы м а. Ты что сказки рассказываешь?
А р к а д и й. А на Марсе знаете, что придумали? Межпланетный парашют для прыжка на землю. Говорят, день и ночь ищут охотников лететь. Никто не соглашается, все отказываются.
Г у д ы м а. Почему?
А р к а д и й. Никому неохота помирать. Земляне наши, как пить дать, сшибут и отвечать не будут по случаю войны. На войне за то, что убил, к ответу не призовут. Стреляй, проливай чужую кровь, пока тебя не убьют. Но ведь не обязательно быть убитым!