Г у д ы м а. Не обязательно.
А р к а д и й. То-то и оно. А получается, хочешь не хочешь — подставляй голову.
Г у д ы м а. Ну-ну, брось агитировать.
А р к а д и й. Говорю, что думаю. Фашисты по нашим мертвецам тужить не станут. Фашисты радуются, что мы несем большие потери, но нам-то с вами не радостно.
Г у д ы м а. Ты больно речист, дядя. Откуда ты такой и как сюда попал?
А р к а д и й. Так же, как и вы, — посадили.
Г у д ы м а. Ты меня с собой не равняй. Понял? Я сижу у себя на губе, а тебя неизвестно откуда пригнали.
Аркадий хотел что-то сказать в ответ.
Сядь в угол и замри. Я спать буду.
Уныло заскрипела бронированная дверь. Входит К а р т а ш о в. Гудыма, не торопясь, полез на нары, лег, отвернулся.
К а р т а ш о в. Притаился?
Г у д ы м а. Нечего мне теперь таиться.
К а р т а ш о в. Тебе бы совсем скрыться.
Г у д ы м а. Не мешало бы.
К а р т а ш о в. Дерзко отвечаешь. Смотри, не было б худо.
Г у д ы м а. Хуже того, что есть, не будет.
К а р т а ш о в. На язык-то ты бойкий.
Г у д ы м а. Не только на язык, товарищ капитан. В кулачном бою я еще бойчее. Первый в деревне.
К а р т а ш о в. Я тоже в своей деревне не из последних. Может, попробуешь?
Г у д ы м а. Лень вставать.
К а р т а ш о в (жестко). Может быть, встанешь?
Гудыма встает. Пауза.
Ну, выходи.
Гудыма решительно выходит на середину. Карташов снимает китель. Гудыма берет Карташова за пояс. Борются. Карташов с трудом кладет Гудыму на лопатки. Борются. Гудыма опять внизу.
Г у д ы м а. Дойдем до десяти — и дробь.
К а р т а ш о в (надевает китель). Приведи себя в порядок. Борец.
Г у д ы м а (оправляется). Я давно искал случая с вами сразиться, товарищ капитан. На гражданке это просто: подходи и бери за пояс, а тут все надо делать с разрешения.
К а р т а ш о в. Любишь, когда тебе бока мнут?
Г у д ы м а. Бороться люблю. Как увижу жилистого мужика — всё, буду его преследовать, задевать, пока не положу на обе лопатки. С пяти лет борьбой занимаюсь.
К а р т а ш о в. Что-то незаметно.
Г у д ы м а. Давно не боролся. Борьба, что музыка, требует ежедневной тренировки.
К а р т а ш о в. Ну и тренируйся, кто тебе не дает.
Г у д ы м а. Да ведь не с кем, товарищ капитан, тренироваться-то, кругом одни тюфяки, ну прямо тоска.
К а р т а ш о в. Фордыбачишь на войне, свой дурацкий характер показываешь, дельфинов смешишь. Зачем на рожон лезешь?
Г у д ы м а. Довели.
К а р т а ш о в. Что? Что значит довели? Кто тебя довел? Говорил бы начистоту: услышал приказ — и растерялся, струсил. И потом, чтоб скрыть свой испуг, начал выкидывать эти шуточки. (Показывает.) Смотрите, мол, какой я храбрый — на командира плюю.
Г у д ы м а. Я, товарищ капитан, не из пугливых, и трусости мне не пришивайте!.. Хотя теперь уже все равно. Можете писать в трибунал все что хотите: невыполнение приказа, дезертирство, покушение на жизнь. Бумага все выдержит.
К а р т а ш о в (иронически). Ты, вижу, действительно рассчитываешь, что бумага все выдержит.
Г у д ы м а. Ни на что и ни на кого я не рассчитываю — чудес не бывает.
К а р т а ш о в. А вот на тебя, к сожалению, рассчитывают.
Г у д ы м а. Кто?
К а р т а ш о в. Родина, народ, отец с матерью на тебя рассчитывают. Не на чудеса, а на тебя, Иван Гудыма. Надеются, что ты не осрамишь славы Советского Флота.
Г у д ы м а. Ну, немного того… психанул, я ведь человек.
К а р т а ш о в. А я кто, не человек? По тебе штрафная рота плачет, а я тут с тобой развлекаюсь борьбой на гауптвахте. Вот бы увидел командующий…
Г у д ы м а (не сразу). Ну, виноват. Так и в трибунале скажу — виноват.
К а р т а ш о в (открывает бронированную дверь в соседнее отделение погреба, там темно. Аркадию). Пройдите туда.
Аркадий уходит. Карташов закрывает за ним дверь.
Г у д ы м а. Что это за типа сунули к нам на губу?
К а р т а ш о в (помолчав). Прачка-то твоя, на которой ты перед войной собирался жениться, по-прежнему на Утесе? Как ее, Маша?
Г у д ы м а. Зачем она вам?
К а р т а ш о в. Дело есть.
Г у д ы м а. К Маше? Какое дело?
К а р т а ш о в. Дорогу на Утес не забыл?
Г у д ы м а. Не забыл. Дорога туда прямая. (С грустью.) Нет ее там.