Первое время я жил в лесу, далеко от людей, чтобы мою внешность уже никто и не помнил, а имя стало легендой. Думаешь, что в лесу непросто? Да, там нет людей, но это ли проблема? Общаться все равно есть с кем и если понять то, как именно лес работает, можно довольно спокойно и радостно жить, а не выживать. Что первым делом ищут люди в лесу? Еду, воду, место для ночлега. Но зачем? Еду и воду можно понять, как и ночлег, но только если ты изначально позиционируешь себя чужаком в этом месте. Если не знаешь, что и где лежит в доме, спроси хозяина, который как никто другой знает свой обитель, так и в лесу: найди животных. Животные могут быть любыми, но скорее ищи животных крупнее, которые будут питаться примерно тем же, что и ты и воду пить из ручья, а не собирать росу с листьев. Так, я начал приспосабливаться в медведям и волкам, которые были ближе всего мне по духу: медведь он как человек, такой же порой неуклюжий, бродит по лесу и ищет чем бы заняться, они, кажется, общаются между собой почти так же, как люди; волки были всегда близки мне, не знаю почему, но если выбрать животное, на которое похож я и мой характер, я бы сразу назвал волка. Они на самом деле довольно мирные и страх перед ними вообще не оправдан: не желай ему зла, прояви уважение, поклонись грозному хищнику, и он тебя примет. Меня ни разу даже не пытался ранить волк или медведь, они принимали меня как своего: вместе с медведями я ходил рыбачить, собирать ягоды; вместе с волками на охоту ходил, хотя конечно же они сильнее и быстрее, так что в охоте я очень сильно уступаю им, но у меня есть разум и руки, поэтому я при них расставлял ловушки, какие-то из них зверям не нравятся, это сразу видно, волк начинает мотать головой, будто говорит: “нет, это совсем не годится”, а медведь начинает махать лапами, всем своим видом показывая: “убирай скорее, нельзя так”. У них есть душа, сознание, они могут общаться с тобой, но не так, как люди, у них свой способ, звери смотрят на тебя, двигают головами, машут лапами, все это складывается во вполне осознанный ответ.
Первое время мне было довольно тяжело. Было все для жизни: еда, вода, место для сна и прекрасные друзья-защитники, но все же порой я тосковал по былому, по людям, по деревенской жизни. Именно в эти моменты животные проявляют себя более человечными, чем люди: медведь шел обниматься, как только чуял, что я грущу; волк клал свою голову мне на колени, а я, гладя его грубую шерсть, рассказывал всей собравшейся стае о том, какой была моя жизнь среди людей. Они откликались, они точно понимали меня: когда я говорил о чем-то светлом, их глаза будто улыбались, как у людей, когда те улыбаются искренне, а когда я говорил о том, что меня хотели убить в моей родной деревне, посчитав колдуном, волки начали скалиться, а медведи фыркать и махать лапами, будто отмахиваясь от этих слов, вороны недовольно каркали, а белки яростно царапали деревья. Вокруг меня со временем собирались все обитатели леса, которые были недалеко и способны услышать мой голос.
Это время прошло не зря, я на всю свою жизнь научился чувствовать природу, понимать животных, ощущать то, что они чувствуют. Это не раз помогало мне, когда я переходил через леса: звери помогали мне найти путь, найти еду или воду, если в этом была необходимость, защищали меня, если кто-то из людей пытался напасть на меня во время моего пути. Так, когда было решено выйти к людям снова, я обсудил это с лесными братьями и они отправились со мной: пятеро волков и двое медведей пошли со мной, поддерживали меня. Людям было довольно странно видеть рядом с собой волков и медведей, но они видели, что мои спутники ничуть не опасны, поэтому со временем все жители деревни, в которой я остался, перестали испытывать страх перед моими “питомцами”. Со временем те, кто вышел со мной из леса, отжили свое и это была моя первая серьезная потеря, которую перенести было тяжело: волки по одному становились вялыми, слабыми, медлительными, все реже уходили на охоту и все чаще оставались со мной, стараясь как можно больше времени провести на моих коленях, слушая мои рассказы, с медведями было почти то же самое. Это было безумно больно, жители пытались меня ободрить хоть как-то. Потеря тех, с кем я прожил не один десяток лет, была болезненной, но, с другой стороны, это стало тем, что сблизило меня с жителями деревни еще сильнее, потому что, когда это произошло, они все активнее проводили время со мной: приходили в мой дом, звали к себе, учили тому, что умели сами. Через какое-то время этой усиленной поддержки я оклемался, стал снова весел, бодр и жизнерадостен, я безумно благодарен, что они были рядом все это время, а не бросили меня как сумасшедшего загнивать. Мы устраивали гуляния, пели песни, жгли костры, они научили меня играть на инструментах, которые могли создавать, а я научил их мастерить простейшие свирели, которые строгал сам в лесу.